Жан-Кристоф Гранже - Мизерере

— Именно поэтому Колония подобна спящей клетке мозга. Лаборатория, которая пока не находит применения. Мы не желаем знать, что там происходит. Мы убеждены в одном: исследования продвигаются. В нужное время мы сможем использовать знания «Асунсьона». Ее опыт.

— Ваш цинизм делает вас пугающе реальным.

— Вечная проблема, — улыбнулся Пи. — Все хотят, чтобы работа была сделана, но не желают знать, где и как.

— Вы упомянули о научных исследованиях, — продолжал Касдан. — Вам точно известно, что именно изучают руководители общины?

— Нет. Они владеют самыми разнообразными техниками.

Вмешался Волокин:

— А одна из этих техник, случайно, не основана на человеческом голосе?

— Одна из программ действительно связана со звуком, но больше нам ничего не известно. В какой-то момент мы считали, что Хартманн разработал нечто вроде голосового дешифратора. Устройство, позволяющее извлекать точные факты из криков и модуляций голоса. Но мы ошиблись. Исследования Хартманна связаны с другой областью речевого аппарата. С чем-то более опасным, как мне кажется. С чем-то, расположенным за пределами боли…

— Говоря о Хартманне, вы имеете в виду отца или сына?

— Сына, разумеется. Отец умер в Чили, после переезда Comunidad. Но его кончина никак не повлияла на развитие «Асунсьона». Дух Хартманна…

— …оставил последователей, — закончил Касдан. — Это мы уже проходили. Сколько сейчас лет его сыну?

— Думаю, лет пятьдесят. Но его возраст, как и то, кто он на самом деле, остается тайной. Бруно Хартманн усвоил урок. В юности он видел, как его отца травили, угрожали судебным разбирательством, обысками. И понял, что вождь, личность которого известна, становится ахиллесовой пятой своей общины. Он раз и навсегда решил эту проблему. Во Франции никто не может похвастаться, что видел его лицо. Даже если однажды какая-нибудь организация попытается бороться с «Асунсьоном», она не найдет лидера, чтобы предъявить ему обвинения.

Волокин настаивал:

— Как по-вашему, Хартманн скрывается в Косее или живет в другом месте?

— Не знаю. Никто не знает.

— Я был в «Асунсьоне», — продолжал Касдан. — Там я познакомился с врачом по фамилии Валь-Дувшани. Вам он знаком?

— Он один из идеологов Колонии.

— Это его настоящее имя?

— Трудно сказать…

— И сколько там таких, как он?

— Думаю, около дюжины.

— Именно они занимаются научными исследованиями?

— Структура группы не известна. Вероятно, существует Совет. Центральный комитет. Но эти люди всегда ссылаются на Хартманна.

— А что вас связывает с «Асунсьоном»? — спросил Волокин.

— Я жил в общине, когда она располагалась в Чили. Помогал им устроиться во Франции. Сейчас я присматриваю за ними.

— А я считал, что чилийцев во Францию привез Лабрюйер…

— Старик Лабрюйер… Он действительно перевез несколько человек. Но на большее он не способен. Куда ему создать Freistaadt Bayern. Свободное государство.

Касдан нервничал все больше:

— Нам нужна лазейка, чтобы проникнуть в Колонию.

— Забудьте об этом. Никто не может туда попасть. Ни открыто, ни тайно. Мы замкнули этот мирок с обеих сторон. Туда нельзя войти, оттуда невозможно выйти.

— Почему вы так просто говорите нам об этом? — поинтересовался Волокин.

— Эта информация общедоступна. В Интернете. В газетах. В министерских кулуарах. Но никто не может ее использовать. Да никто в нее и не верит. Такова сущность Колонии: она выставлена на всеобщее обозрение, но невидима. Я могу описать, как работает машина. Но до нее вам никогда не добраться. Юридически она не существует. А эта машина превосходит воображение.

Повисло молчание. Было слышно, как тихонько гогочут гуси. Пи поднимался по склону, внимательно разглядывая Касдана. В пруду у него за спиной колыхались островки ряски.

— Странно… — пробормотал он. — Кажется, я тебя где-то видел.

Касдан вздрогнул, услышав это «ты». Он мертвенно побледнел.

— Да… Я тебя знаю.

— А я нет, — процедил армянин сквозь сжатые зубы. — Такого подонка я бы не забыл.

— Ты служил в армии, прежде чем стать легавым?

— Нет. — Касдан отер лицо ладонью. — Вернемся к Колонии. Вы упоминаете о научных исследованиях. Говорите об интересах армии. Насколько нам известно, речь идет прежде всего о жестоком обращении с детьми. О фанатиках, проповедующих наказание и средневековую веру.

Пи подобрал деревяшку. Попытался ее разломать.

— Вам знакома статистика о дурном обращении с несовершеннолетними только во Франции? В «Асунсьоне» дети хотя бы чему-то учатся. Они растут в дисциплине и вере. Они свыкаются с болью и становятся настоящими солдатами. Косвенно они способствуют укреплению нашей военной мощи.