Ингрид Нолль - Натюрморт на ночном столике

Вот и нынешние папагалло похожи на эту пеструю птичку. Они всегда так веселы, улыбчивы, радостны, они очаровывают, берут приступом, застают врасплох, обескураживают тем, что никогда не скрывают своих намерений, своего желания. О да, они в любой момент готовы со сладострастием впиться в спелый сочный плод, и совесть их молчит. Неужели я превратилась в перезрелый инжир? Эллен пинала меня, как упрямую старую клячу: — Из меня тоже сделали такую «порядочную женщину», что я после смерти мужа шарахалась даже от собственной тени. Вам, молодым женщинам, надо быть посмелее!

— Но я-то не вдова! — запротестовала я. — Может быть, мне так трудно с мужчинами, потому что меня еще наш папочка куклой бесчувственной считал?

Эллен возразила, что у любой женщины с мужчинами не всегда все гладко, и наоборот.

Мне хотелось что-нибудь сестре подарить, но вот что? Украшений она почти не носила, чудной оригинальный стиль ее одежды был мне непонятен. Я полдня после обеда бродила по магазинам и лавочкам, пока наконец в Касамиччола не нашла керамическую вазу для фруктов, украшенную фарфоровыми плодами.

Эллен была очень рада.

— Но у меня есть еще одно желание: нарисуй мой портрет! — сказала она.

У Паоло это получилось бы гораздо лучше, подумала я, на моем разбитом семейном портрете внешнее сходство некоторых моих родственников можно заметить, только если очень сильно постараться. Но я все-таки решилась. Сестра послушно и терпеливо мне позировала, но творение мое не удалось, и Эллен скоро сама это заметила.

— Знаешь что, Анна, — сказала она, — люди у тебя действительно выходят не очень, a вот предметы гораздо лучше. Так что ты лучше нарисуй мне натюрморт, из одних только вещей, на память, пусть напоминает мне об Искье.

Мы набрали ракушек, нашли филигранный скелет морского ежа, красные цветы олеандра, сложили все это в новую вазу для фруктов и поставили на балюстраду, окруженную бугенвиллеями, так что получился вдохновенный островной натюрморт.

Я уже начала рисовать, когда явились дети и меня прервали. Оказывается, они ныряли, подвергая свою жизнь опасности, и нашли на дне морском драгоценные камни. Выяснилось, что это осколки кафеля из бассейна, гладко отшлифованные морем. Мы добавили эти сокровища к нашей икебане.

Эллен поехала в Форио и тоже купила мне подарок — гравюру на меди эротического содержания: кентавр обнимает нимфу.

— Повесь это у себя дома над кроватью, — велела она, — и убери со стены святого Иосифа!

Мы посмотрели друг на друга и засмеялись. Две недели полного безделья, солнце, море и хорошая еда сделали меня похожей (разумеется, слегка) на сладострастную нимфу.

В ту последнюю неделю вдруг резко сменилось настроение у Лары. Из самой жизнерадостности она превратилась в сварливую, нервную брюзгу, вечно цапалась с младшим братом и то и дело посылала его куда подальше скверными словами. Тогда Йост, иногда строивший из себя настоящего мужчину, завел дружбу с детьми наших соседей. Я наблюдала, как некий господин средних лет учил малолетних мальчишек плавать кролем. А когда Йост наступил на стекляшку и поранил ногу, тот привел моего сына к нашему лежаку. Для первой помощи у меня под рукой оказалась только бумага для акварели.

Незнакомец, который представился Рюдигером Пентманом, одолжил аптечку у одного мороженщика на пляже. Йост побелел при виде собственной крови и остался с нами на берегу, в море ему было пока нельзя.

Рюдигер Пентман сжалился над мальчиком и предложил сыграть в покер:

— Я вас научу в одно мгновение! У меня карты с собой, — предложил он. — И сестру твою позовем!

Через некоторое время Лара прискакала ко мне со словами:

— Рюдигер такой крутой! У него так здорово получается это вот pokerface! [29] Pokerface — досл. «покерное лицо» (англ.). Во время игры в покер лицо одного из игроков принимает бесстрастное, лишенное эмоций выражение, что вводит в заблуждение остальных игроков, так что они не догадываются, какие карты на руках у их противника.

Я порекомендовала дочери не называть незнакомых людей по имени и продолжала умиротворенно рисовать, не подозревая, что на другой день мастер покера начнет другую игру.

Позже выяснилось, что Рюдигер из Ганновера, он математик, работает в страховой компании. Его отпуск, в отличие от нашего, только начинался, и он не мог еще похвастаться шоколадным загаром. Отель, где он остановился, к сожалению, совсем ему не нравился, поэтому господин Пентман собирался ехать дальше — на Капри — и искать пристанища там.