Айзек Адамсон - Разборки в Токио

— Нет. Снимали месяц назад. Максимум год, — пожал плечами я. Еще одна зацепка ни к чему не привела.

— А почему вы уверены, что фото новое?

— Мне сказал специалист.

— Специалисты тоже врут.

— Я знаю мужчину на фото. Это современная фотография, потому что вот так он выглядел перед… ну, он недавно умер. — Мне хотелось извиниться.

— Я знаю, что это одна и та же женщина.

— Фото не очень хорошее. Я хочу сказать, ее лицо…

— Если фото не очень хорошее, откуда вы знаете, что это женщина, которую вы ищете? — возразила она. Разумно. Если я настаиваю, что это моя Флердоранж, Маюми тоже может быть уверена, что это ее Флердоранж.

— Может, ее дочь.

— Даже матери и дочки не бывают так похожи. Билли. Очнитесь. Вами кто-то играет. Не знаю почему, но кто-то пытается вас обдурить.

— Пока им это вполне удается.

— Я знаю эту женщину. Я никогда ее не забуду. Это старая фотография или подделка. Сами знаете, в наши дни подделать можно все. Компьютерные штучки, наложения, что угодно. Бросьте это. Забудьте и все, вот вам мой совет. — Она похлопала меня по руке. Она искренне встревожилась.

— Не могу. — Я наблюдал, как три пьяных безмолвных аколита, расплатившись по счету, вышли из бара. Остались только барменша, Маюми и я.

— Гнилая рыбья ерунда. Хватит терзаться. В жизни всегда есть выбор, — по-матерински увещевала она. Выглядел я, должно быть, не лучше, чем себя чувствовал. Я был жалок.

И она права. Выбор всегда есть. Но выбор — это не для меня. Для меня — гейши и неприятности.

— Не падайте духом. Выпейте еще. Переспите с Юрико и все такое, — сказал она, кивнув барменше, на которую я глазел весь вечер. Я не сдержал улыбки:

— Не смущайте меня.

— А, ерунда. Она ваша. Хотите ее?

— Я не думал, что здесь это делают, — промямлил я.

— Не говорите глупостей. Я совсем не об этом. Просто вы ей нравитесь. Я же вижу. Сходите с ней куда-нибудь. Пропустите пару стаканчиков. Загляните в лав-отель. Я присмотрю за баром, без проблем. Что скажете?

Я взглянул на Юрико. И смотрел довольно долго. Она поймала мой взгляд и озорно улыбнулась. Опасная девчонка.

— Мне нужно возвращаться в Токио, — тихо сказал я.

— Не глупите, Билли. До утра Токио никуда не денется. Как стоял, так и будет стоять, даже когда вам стукнет восемьдесят. А вот таких девчонок, как Юрико, уже не будет.

— А в чем тут ваш интерес?

Она лишь посмотрела на меня и вздохнула:

— Мне все равно, что вы делаете. Но я вижу, что у вас голова пухнет, вот и все. Мне не нравится, когда у людей такой вид. Я люблю смотреть, как люди веселятся, наслаждаются жизнью. Это моя профессия. Но, кажется, вы сами знаете, как лучше.

Я не был в этом уверен. Но все, что могло случиться между мной и Юрико за несколько безмятежных часов в Киото, вряд ли изменило бы ход моей жизни. Незнакомые девушки в незнакомых городах все еще полны очарования, и я с такими ночами пока не завязал, но они уже не таили в себе несбыточного. Может, я старел.

— Большое вам спасибо за помощь, мама Маюми, — наконец сказал я. — Если бы я больше слушался таких женщин, как вы, возможно, я был бы счастливее. Моя упертость не означает, что я не ценю вашу заботу. Но мне правда нужно вернуться в Токио. Вот когда все закончится, вернусь и оторвусь немного.

— Она вас ждать не будет, — сказала Маюми. — Молодые девушки ветрены.

— Это не страшно. Вы же будете здесь.

Маюми рассмеялась и хлопнула в ладоши. Вот это женщина. Она жила по собственным правилам — за это я ее и обожал. Чтобы смотреть в лицо неопределенности, требовалось мужество, но, похоже, у мамы Маюми все складывалось. Что касается меня…

Я оплатил счет и оставил Юрико щедрые чаевые. От ее томного взгляда я чуть не передумал, но я упертый, я же говорю.

Маюми проводила меня до выхода. Алкоголь уже действовал по полной программе. Я снова поблагодарил Маюми и поздравил с новой жизнью в клубе «Ананас». Она пожелала мне удачи, что бы я ни делал.

— Да, еще одно, — внезапно вспомнил я. — Эта девушка, Флердоранж, — вы не помните, как она пользовалась губной помадой?

Маюми наморщила лоб. Думаю, размышляла, как пикантнее всего использовать помаду. Затем щелкнула пальцами:

— Да. У неё помада в уголке рта смазывалась. Все считали, что это странновато, но она упорно оставляла как есть. Что — звенит звоночек?

Ага. Звон семидесятичетырехтонного колокола храма Тёнин через весь город. Я кивнул, но больше ничего не сказал.

Она помахала мне на прощанье, и я опять оказался один посреди ночного Киото. В лужах под ногами отражалась плачущая луна. Поэт тут же воспел бы это мгновение, а я просто зашагал на станцию.