Айзек Адамсон - Разборки в Токио

— Думаю, он сам скажет, что ему от вас нужно, — ухмыльнулся Перманент. И затем вручил мне визитку с единственным отпечатанным на ней словом:

КВАЙДАН

О Квайдане я знал всё. О нем все знали всё. Стареющий глава Ямагама-гуми, одного из самых известных преступных синдикатов Японии. Был даже мелкой знаменитостью, пока не начал косить под Говарда Хьюза. [31] Говард Робард Хьюз (1905–1976) — американский мультимиллионер, кинопродюсер, владелец авиакомпании и нескольких отелей в Лас-Вегасе. Последние годы жил в полном уединении. Слухи ходили разные. Одни говорили, что он разжирел до четырехсот фунтов. Другие заявляли, что он стал худым как щепка. Утверждали, что он живет в постоянном страхе перед вулканами, землетрясениями или СПИДом или перед всем вместе — в зависимости от того, какую желтую газетенку вы прочитали.

— Я полагал, что Квайдан умер, — сказал я Перманенту.

— Херня, — рявкнул он. Так, один из слухов может отдыхать.

— Эти слухи распространяют лживые писаки вроде вас, — раздражительно бросил Бобрик.

У меня был трудный день, и я был не в настроении выслушивать, как полуграмотная шпана оскорбляет мою журналистскую честность. Потому я и сказал то, что сказал. Невозмутимо:

— А я и не знал, что ваши в Мацуда-гуми умеют читать.

Мацуда были ненавистными соперниками Ямагама, их заклятыми врагами на японском дне. Спутать их с соперниками — наихудшее оскорбление, какое только можно придумать.

Глаза парня постарше загорелись, грозя подпалить его спутанные кустистые волосы. Парень помоложе шагнул вперед, жилы на тонкой шее, пульсируя, вспухли жирными червяками. Руки, вытянутые по швам, сжались в кулаки.

— Что вы сказали?

Молчание бывает разным, и о наступившем хайку не напишешь. Никто не знал, что произойдет дальше, но вторых кровавых разборок за день я не желал. С другой стороны, мне не хотелось вырубать этих придурков прямо в гостиничном вестибюле. Гостиница неплоха, а мне еще освещать соревнования.

Так что я разыграл дежурную карту — карту гайдзина:

— Ну, якудза, а я подумал, вы клан Мацуды? Мафия, да?

Бобрик глянул на Перманента. Замешательство уже охлаждало их гнев.

— Думаю, — начал Перманент, чье лицо остывало до нормального оттенка, — возникло какое-то недопонимание.

— Мы не гребаные Мацуда-гуми! — брызгая слюной, заорал Бобрик. Перманент поднял руку, чтобы тот умолк.

— Только дурак или гайдзин может по ошибке принять нас за этих подонков. Я думаю, вы и тот и другой. Но я бы таких ошибок больше не совершал. А то можете опять по носу получить.

Заметили, значит.

— Или по я… — угрожающе пробормотал Бобрик.

— Иди, подгони тачку, — сказал Перманент.

— Она прямо у входа.

— Тогда иди и посиди там.

— Но… — Сказать Бобрику было нечего. Главным был Перманент, так что Бобрик молча побрел из вестибюля.

— Прошу его извинить. — Перманент покачал головой. — Он у нас недавно, новичок с Кюсю. Вы же знаете этих южан — не чувствуют разницы между дружественным бизнесом и вымогательством.

— А в данном случае что?

— Приходите завтра в нашу штаб-квартиру в Икебукуро. Спросите любого, кто не выглядит респектабельно, и он скажет, как пройти. Не заставляйте вас искать.

— А если завтра я занят? — спросил я.

— Тогда впредь будете печатать статьи одной рукой, — сказал он, повернулся и направился к выходу.

Якудза — остроумнейшие люди.

Первое сообщение на автоответчике было от Брандо Набико. Он доложил, что достал «нужный документ» и попросил меня быть на западном выходе станции Синдзюку в девять утра. Добавил, что найдет меня сам. Все засекречено, как в шпионском фильме.

Второе прислала Сара. Трудно было понять, что она говорит, — не из-за плохой связи, а потому, что ее напичкали лекарствами. Она путалась и невнятно бубнила. Пулеметными очередями она выдавала чепуху, а потом на пару секунд замолкала. Я прослушал ее сообщение раз пять или шесть; кажется, в одном месте она сказала: «Хочу тебя возненавидеть». Но это также могло быть «форели в речке не увидеть». Прослушав несколько раз, я так и не понял, что это было. Все равно что прокручивать запись наоборот, ища скрытое послание.

Я страшно скучал по Саре. Мы были вместе с того момента, когда она вошла в редакцию «Молодежи Азии» — амбициозная девятнадцатилетняя девчонка с отвратительной прической под панка и соответствующими повадками.

С тех пор прошли годы, но, хотя многое в ней изменилось, я все еще видел ее девятнадцатилетней стажеркой, юной красоткой с живым умом и темпераментом еще живее.