Дэниел Силва - Убийство в Вене

– Не германским офицерам. А объявленным в розыск военным преступникам СС.

– Он не знал, что это были военные преступники.

– Боюсь, ваше преосвященство, подобная защита звучит весьма неубедительно. Епископ Гудал был убежденным антисемитом и сторонником гитлеровского режима. В таком случае разве не естественно, что он охотно помогал австрийцам после войны, независимо от того, какие преступления они совершили?

– Он был настроен против евреев теологически, а не социально. Что же до его поддержки нацистского режима, – тут я его не защищаю. Епископ Гудал осужден собственными высказываниями и писаниями.

– И своей машиной, – добавил Габриель, используя во благо досье Мордехая Ривлина. – Епископ Гудал на своем официальном лимузине вывесил флаг рейха. Он не делал тайны из своих симпатий.

Дрекслер отхлебнул своей воды с лимоном и вперил ледяной взгляд в Донати.

– Подобно многим в нашей церкви меня тревожила деятельность Исторической комиссии святого отца, но я держал свои сомнения при себе из уважения к его святейшеству. Теперь, похоже, «Анима» попала под микроскоп. Я вынужден подвести черту. Я не позволю, чтобы репутация этой великой организации была запятнана грязью истории.

Монсеньор Донати с минуту смотрел на складку своих брюк, затем поднял глаза. Под спокойной внешностью секретарь папы скрывал бушевавшее в нем возмущение дерзостью ректора. Епископ нанес удар, Донати готов был нанести ответный. Каким-то чудом ему удалось понизить голос до принятого в церкви шепота.

– Независимо от того, насколько это вас тревожит, ваше преосвященство, святой отец пожелал, чтобы профессору Рубинштейну был дан доступ к бумагам епископа Гудала.

В комнате воцарилась глубокая тишина. Дрекслер взял в руку свой нагрудный крест, пытаясь найти лазейку. Ее не было – единственным достойным образом действия было подчинение.

– Я не собираюсь не повиноваться его святейшеству в этом вопросе. Вы не оставляете мне выбора, кроме как сотрудничать с вами, монсеньор Донати.

– Святой отец не забудет этого, епископ Дрекслер.

– Как и я, монсеньор.

Донати сверкнул иронической улыбкой.

– Насколько я знаю, личные бумаги епископа находятся здесь, в «Анима».

– Совершенно верно. Они хранятся в наших архивах. Потребуется несколько дней на то, чтобы найти их все и так подобрать, чтобы их мог прочесть и понять такой ученый, как профессор Рубинштейн.

– Вы очень заботливы, ваше преосвященство, – сказал монсеньор Донати, – но мы хотели бы видеть их сейчас.

Он повел их вниз по каменной винтовой лестнице с такими вытертыми временем ступенями, что они были скользкими как лед. Лестница оканчивалась тяжелой дубовой дверью, окованной чугуном. Такая дверь могла выдержать таран, но не смогла воспрепятствовать умному священнику с виа Венето и «профессору» из Иерусалима.

Епископ Дрекслер отпер дверь и плечом открыл ее. Он с минуту пошарил во мраке, затем резким, эхом прозвучавшим щелчком повернул выключатель. Целый ряд ламп с жужжанием внезапно хлынувшего электрического тока вспыхнул наверху, осветив длинный подземный коридор со сводчатым каменным потолком. Епископ молча жестом предложил им следовать за ним.

Свод был рассчитан на более маленьких людей. Низкорослый епископ мог спокойно идти по коридору. Габриелю же приходилось нагибать голову, чтобы не задеть лампочки, а монсеньор Донати, ростом выше шести футов, вынужден был согнуться пополам, словно человек, страдающий искривлением позвоночника. Тут хранилась память об институте «Анима» и ее семинарии, четыре столетия записей о крещении, брачных сертификатах и сообщений о смерти. Документация на служивших здесь священников и учившихся в семинарии студентов. Одни бумаги хранились в сосновых картотеках, другие – в ящиках или обычных картонных коробках. Более поздние дополнения хранились в современных пластиковых картотеках. В воздухе пахло сыростью и гниением, и в нескольких местах по стенам, журча, стекала вода. Габриель, кое-что понимавший в том, какое разрушительное воздействие оказывают на бумагу холод и сырость, стал быстро терять надежду на то, что бумаги епископа Гудала будут в сохранности.

Ближе к концу коридора находилась маленькая комната, похожая на катакомбы. В ней стояло несколько больших сундуков, запертых ржавыми замками. У епископа Дрекслера была связка ключей. Он вставил один из ключей в первый замок. Ключ не поворачивался. Епископ помучился немного и отдал ключи «профессору Рубинштейну», который без труда открывал старые замки.