Айзек Адамсон - Тысячи лиц Бэнтэн

Когда я наконец его нашел, он прятался от яростного июльского солнца в прокуренном подвале «Патинко счастливой Бэнтэн» [2] Бэнтэн — японская богиня любви, красноречия, мудрости, знания, удачи, искусства, музыки и воды. Покровительствует гейшам, танцорам и музыкантам. Изображается в виде прекрасной женщины верхом на драконе. У нее восемь рук, в которых она держит меч, драгоценность, лук, стрелу, колесо и ключ, остальные две руки соединены в молитвенном жесте. — второразрядной галерее игровых автоматов в торговом пассаже «Амэяёкотё» рядом со станцией Уэно в Токио. Гомбэй сильно отличался от своих старых фотографий из пресс-кита. Обвислые нечесаные лохмы и землистая кожа, потому что Гомбэй, когда не спит, вечно сидит под люминесцентными лампами. Раньше его знаковой фишкой был нелепый лимонно-желтый комбинезон, но сейчас он в невзрачном сером плаще, а туфли словно побывали в бетономешалке. Где-то с час назад закончилась его игровая карточка, но он уломал меня купить ему еще шариков на тысячу йен. Не удивительно, что он подсел на патинко. С тех пор как его дуэт «Лимон+Лайм» возглавлял японские хит-парады, судьба его так отмутузила, что он, наверное, отождествлял себя с шариками патинко.

За последние два часа я только и узнал о Гомбэе Фукугаве, что он смотрит на патинко очень и очень серьезно. Так серьезно, что выстроил вокруг этого целую фаталистическую философию. Я уже давно сообразил, что ответов на вопросы не получу, и просто сидел рядом с ним на хрупком стульчике, записывая афоризмы о патинко, которые Гомбэй время от времени бормотал себе под нос, и наблюдая, как дым бесчисленных сигарет клубится под зеркальным потолком. Утомившись, я стал себя развлекать, развязывая и снова завязывая шнурки на остроносых ботинках. Но вот шнурки завязаны, как мне нравится. Тогда я принялся считать, сколько людей в галерее носят очки.

Тут я и увидел девушку перед автоматом дальше в нашем ряду. Голова опущена, волосы рассыпались по обнаженным плечам. Белое платье без рукавов, сшитое для мест покруче подвального зала патинко, и девица, судя по ее мине, об этом знала. Кстати, очки она не носила.

В первую очередь я обратил внимание на родинку. Такую не проглядишь — штука размером с половину драже ракушкой прицепилась к краю левой ноздри. Наверное, все физические недостатки сконцентрировались в этом на-, росте, потому что в остальном девушка была хоть сейчас на картинку в календарь — из-за таких вот девушек жалеешь, что в году не пятнадцать месяцев.

Раньше, едва взглянув на подобную женщину, я бы сразу начал разносить свою жизнь вдребезги. Но теперь я старше и, может, немного мудрее. Теперь я в курсе, что есть и другие способы испортить себе жизнь, помедленнее. А у этой девушки наверняка были жертвы помоложе.

Так что я посмотрел на нее еще раз.

Перед ней стояла зеленая пластиковая корзинка со стальными шариками; девица же таращилась на автомат как потерянная. Кроме нее, женщин в зале не было, и, по-моему, она вообще не играла. Скорее медитировала, пытаясь достичь сознания патинко. Что-то в ней было не так. Глядишь на нее, и чувство такое, будто среди ночи зазвонил телефон и замолк, едва ты схватился за трубку.

— Жизнь совсем как патинко, — заключил Гомбэй, выдавая каждое слово как отдельную мысль. — Потому что жизнь — это игра случая. То есть чаще всего проигрыш. Отдаешь больше, чем получаешь. Корни патинко — в поражении. Когда уступаешь неизбежному.

— Ага, — откликнулся я. — Почему?

— Игру изобрели на исходе Пятнадцатилетней войны. Которую вы называете Второй мировой.

Только я раскрыл рот, чтоб задать следующий вопрос, как Гомбэй поднял руку. Я заткнулся, а он снова повернул ручку. Один шарик попал в V-зону, открыв два «Магических тюльпана Магии» и включив электронный дисплей посреди автомата, как в обычных «одноруких бандитах». Выпало лимон, лимон и макрель. Автомат выплюнул пять или десять шариков в лоток, и Гомбэй снова заговорил:

— Во время войны Япония производила фантастическое число шарикоподшипников. Для самолетов, линкоров, подводных лодок и прочего в том же духе. В один прекрасный день Япония капитулирует. Война внезапно кончается. Танки демонтируют, оружие уничтожают. Все ценное либо украдено и продано на черном рынке, либо конфисковано американцами. Но металлические шарики остаются. Тысячи, может, даже миллионы — на фабриках и складах. Просто лежат, и все. Никто не знал, что с ними делать. Но на одном из таких складов работал какой-то парень, из породы изобретателей. День за днем он смотрел на ящики с бесполезными металлическими шариками, пытаясь найти им применение. И однажды, как гром среди ясного неба…