Майкл Слэйд - Вурдалак

На миг вернулась тьма, а потом Цинк зацепил второй сторожевой луч.

Вспыхнул свет; Цинк резко обернулся и увидел маленького мальчика в школьной форме, съезжающего по перилам лестницы в английском особняке. Последний отрезок перил был блестящим лезвием бритвы.

Свет погас, но Чандлер отчетливо представил себе, как мальчика разрезает пополам и трепещущие розовые внутренности сползают по стали на пол.

1: 22

Вурдалак стукнул молотком по перфоратору, вышиб Рике очередной зуб и с вдохновенной улыбкой поглядел на иллюстрацию к «Беренике», вырезанную на раме зеркала По.

Треснула зубная эмаль; с губ сводной сестры Деборы сорвался болезненный хриплый клекот. Дебора вздрогнула, сморщилась, впилась зубами в резиновый мяч.

— Пора! Пора! — рычал Вурдалак, не сводя горящих глаз с изуродованного лица Рики. С громким смехом садист выбил из кровоточащих десен Рики последние зубы, отшвырнул инструменты, взял нож и поднес к трепещущей груди жертвы, к сердцу.

Вдруг он замер, словно окаменел, — ив следующий миг повернулся к Деборе. Та сжалась в комок. Вурдалак нагнулся над дрожащей девушкой, занес руку с зажатыми в горсти обломками зубов над ее головой и ткнул ее в сосок холодным острием ножа.

Он разжал пальцы, и на Дебору посыпались чуть желтоватые осколки. Вурдалак вытащил мячик у нее изо рта.

— Я очень долго ждал, малыш, — сказал безумец.

1: 23

«Пожалуйста, не надо!» — вскрикнула Дебора за тысячу миль от Чандлера в тот миг, когда инспектор зацепил третий сторожевой луч и при вспыхнувшем свете увидел Джека-Потрошителя за работой. Останки Мэри Келли красноречиво говорили о жестокости его преступлений: на ее трупе не осталось ни единого квадратного дюйма, не располосованного ножом.

— Только воск! Только воск! — шептал Чандлер: искромсанное, изувеченное лицо жертвы Потрошителя преобразилось в лицо Деборы Лейн.

Как он ни старался, он не мог справиться с галлюцинациями. Слишком достоверным было это «как будто».

1: 26

Она изо всех сил впилась зубами ему в плечо и не отпустила, даже когда он ударил ее.

Он коротко вскрикнул — скорее от страха, чем от боли, и, вывернувшись от нее, с ужасом уставился на алую кровь, проступившую на коже. «О Господи, нет!» — провыл он и отшвырнул от себя Дебору.

Она упала на пол, по-прежнему с завернутыми за спину руками, в наручниках, в тесном железном ошейнике. В пяти футах от нее, мотая головой, чтобы не захлебнуться кровью, хрипела и кашляла Рика Хайд. Куда бы ни поглядела Дебора, везде она видела кровь кровь кровь кровь повсюду.

1: 27

— Оставь ее! — заорал Чандлер. Крики Деборы надрывали ему сердце. Ослепший и оглохший от ярости, судорожно стискивая кулаки, спотыкаясь, вопя: «Сволочь! Ублюдок! Оставь ее в покое, гад!» — он заметался по комнате. Вспыхивал свет, вырывая из мрака восковые фигуры, множество картин смешались воедино, и наконец Чандлер включил столько прожекторов и так быстро, что их сияние явило ему истинную сущность этой адской дыры.

Он увидел колодец.

1: 28

В сознании Джека Ома на стенном экране возникла Элейн Тиз. Ее острые вампирьи клыки были красны от свежей крови, которой ее напоила оболочка Сакса Хайда.

— Сделай что-нибудь! — приказала она. — Мы истечем кровью!

Однако Ом словно не слышал, занятый своими, более срочными проблемами.

Стальная стена, представлявшая правый край его сознания, — стена, за которой слышалось потрескивание, вызванное, как он считал, замыканием, — пульсировала, точно наделенная собственной жизнью, выпячивалась в десятке мест, вторгаясь в твердыню его мозга. Неведомая сила неумолимо пыталась проникнуть туда, выбивая заклепки, соединявшие стальные пластины, простреливая ими, как пулями, пространство его сознания. Одна заклепка рикошетом отскочила от компьютера и ударилась в стенной экран. Изображение Элейн Тиз разлетелось вдребезги.

— Открой дверь! — загремел из динамиков голос вампира, но Ом в комнате оцепенел от страха. Вздувшаяся стена его сознания лопнула…

… и в образовавшуюся брешь просунулась скользкая голова исполинского червя.

1: 29

Зеркало было старинное, середины прошлого века. Черную от времени раму из твердого дерева украшала резьба, иллюстрации к рассказам Эдгара Аллана По. Над зеркалом на кирпичной стене Колодца смоченный в крови палец вывел два слова — «77о-этическое правосудие». По обе стороны надписи в такт пульсирующему ритму музыки, гремевшей из колонок, вспыхивали красные лампы. Их мигающий свет проявлял в глубине зеркала отражение Деборы Лейн, которой казалось, что она заточена внутри человеческого сердца.