Запыхавшись, подбежал Горди и тут же закричал:
– Что, черт возьми, здесь происходит?
– Кто-нибудь, позовите охрану, – сказал другой менеджер по внутренним продажам, коллега Таминека. – Или полицию. Или и тех, и других.
– Боже милостивый! – воскликнул Горди – его голос дрожал.
Я сделал несколько шагов вперед, заглянул в комнату… и у меня остановилось сердце.
Тело Фила Рифкина болталось в воздухе, свисая с потолка.
Его глаза застыли навыкате широко раскрытыми. Очки куда-то пропали. Рот был приоткрыт, и из него торчал кончик языка. Лицо было темным с синевой. Черный шнур глубоко врезался в шею и был завязан узлом у него за спиной. Я узнал компонентный кабель, который он хранил в больших бобинах. Опрокинутый стул лежал в нескольких метрах в стороне. Было видно, что он вынул несколько потолочных панелей и привязал другой конец кабеля к стальной перекладине.
– Боже мой! – воскликнул Тревор, отворачиваясь и прикрывая рот рукой.
– Господи, он повесился, – прошептал я.
– Позовите охрану! – приказал Горди. Он схватился за дверную ручку и захлопнул дверь. – И убирайтесь отсюда, все. Идите работать.
У меня болели все мышцы, но Курт не давал передохнуть. Я бегал вверх и вниз по ступенькам Гарвардского стадиона, которые он с изрядной долей иронии называл «лестницей к небесам».
– Пора отдохнуть, – взмолился я.
– Нет. Продолжай. Расслабься. Делай замах руками назад, от самого плеча.
– Я умираю. Мышцы болят так, словно я весь в огне. А ты даже не запыхался…
Когда мы наконец остановились, Курт заставил меня пройтись быстрым шагом по берегу реки Чарльз, чтобы немного остыть. Про себя я подумал, что фруктовый капуччино из Starbucks был бы ничуть не хуже.
– Тебе это дается так же тяжело, как мне? – спросил я, хватая ртом воздух.
– Боль – это признак того, что из твоего тела уходит слабость, – изрек Курт, ткнув меня по-дружески кулаком в плечо. – Я слышал, у вас вчера произошло несчастье? Кто-то повесился, да?
– Ужасно, – ответил я, все еще задыхаясь.
– Сканлон сказал мне, что он использовал шнур вместо веревки.
– Да, компонентный кабель. А Сканлон не говорил тебе, оставил ли Рифкин прощальную записку?
Курт пожал плечами:
– Понятия не имею.
Мы прошлись еще несколько минут, прежде чем я немного восстановил дыхание.
– Тревор считает, что я пытаюсь его подставить. Устраивая его провалы. Помнишь, он готовил большую презентацию? Для Fidelity – показывал тогда одну из наших плазм с диагональю шестьдесят один дюйм. Когда он ее включил, панель не работала. Конечно, после такого он потерял клиента.
– Плохо для него – хорошо для тебя.
– Возможно. Но теперь он считает, что это я нарочно испортил монитор.
– Ты и вправду это сделал?
– Перестань. Это не в моем стиле. К тому же я понятия не имею, как делаются такие вещи.
– А панель не могла повредиться в процессе транспортировки?
– Запросто. Плазменные панели – нежные создания. Несколько месяцев назад крупная розничная сеть, которая заказала нам партию плазменных панелей, сообщила, что шесть штук неисправны. В итоге выяснилось, что какой-то болван-уборщик у нас на складе в Рочестере чистил туалеты средством, содержащим хлор. Не знал, что пары хлора разъедают микрочипы на печатных платах, – и в результате панели полностью выходят из строя. Так что случиться могло что угодно.
– Лучшее, что ты можешь сделать в этой ситуации, – это игнорировать Тревора. Никто не воспринимает его обвинения всерьез, верно? Выглядит так, будто он просто ищет себе оправдание.
Я кивнул. Мы еще немного прогулялись.
– Мне придется пропустить тренировку в четверг с утра, – сказал я, – завтракаю с Летаски.
– Собираешься сделать ему предложение, от которого он не сможет отказаться, а?
– Сделаю все, что смогу. Спасибо тебе большое.
– Рад помочь. Если могу быть тебе чем-то полезен – дай знать.
Я остановился:
– Послушай, я прочел всю папку, которую ты мне передал. Думаю, эта информация очень мне поможет. Очень.
Курт скромно пожал плечами.
– И я очень благодарен тебе за то, что ты проделал для меня такую работу – продолжал я. – Понятия не имею, как тебе удалось раздобыть кое-какие факты, но с такими вещами нужно быть очень осторожным… Кое-что из них уже за гранью закона. И если нас поймают на этом, неприятностей не оберешься.
Он молчал. Заметно потеплело, и его майка уже начала намокать. Мою футболку уже давно можно было выжимать.
Читать дальше