Грегг Гервиц - Обвинение в убийстве

Ни о чем не думая, он вновь и вновь повторял доведенную до автоматизма процедуру, рассеивая свой гнев, выплескивая его наружу с каждым точным попаданием. Ярость медленно оставляла его, как стекающая из раковины вода; когда она наконец ушла, он попытался так же выплеснуть оставшееся горе, но понял, что не может. Он перешел от стрельбы с места к отработке стрельбы с поворотом в сторону и стрелял до тех пор, пока у него не заболели запястья и не начали гореть ладони, а потом зарядил «Ругер» длинными тонкими патронами сорок четвертого калибра и стрелял, пока его большой палец не начал кровить.

Он вернулся домой чуть позже двенадцати. Дом был пуст. Единственным следом Дрей была бутылка, причем водки в ней заметно поубавилось.

Тим проехал шесть кварталов до «Маклейна» – не самого лучшего ирландского паба, которым владел отец Мака, и припарковался на стоянке. Кроме нескольких зевак и кучки полицейских возле бильярдных столов в глубине зала, в пабе никого не было. Над полками с разнокалиберными бутылками – антикварный полицейский жезл. Типичный фараонский набор. Бармен, этакий дэнди в накрахмаленной рубашке с манжетами, сосредоточенно вытирал бокалы.

– Извини, друг, мы закрыты.

Тим проигнорировал его слова и прошел в глубь зала к группе мужчин в черном. Мак, Фаулер, Гутьерес, Харрисон и еще человек пять. Дрей стояла возле них, согнувшись, рука вытянута вперед, указательный палец кого-то в чем-то обличает. По какой-то неведомой причине она надела форму, хотя полицейская этика запрещала пить в форменной одежде.

– … посмел поставить моего мужа в такое положение… по крайней мере, ты мог бы оказать любезность мне, своей коллеге, и хотя бы позвонить.

– Мы думали, он справится, – сказал Фаулер.

– Потому что он мужчина?

– Нет, потому что… ну, из-за военной службы.

– Из-за военной службы? А, ну да. Ты хочешь сказать, что у него нет чувств!

Она развернулась, покачиваясь от спиртного, чтобы видеть их глаза.

– Что вы нарыли по сообщникам?

Гутьерес – он стоял к ней ближе всех – вытянул руки в успокаивающем жесте, как политик, маскирующий снисхождение под добродушное желание ободрить электорат:

– Мы работаем над этим. В отличие от твоего мужа мы не думаем, что это такая уж серьезная зацепка.

Фаулер первым заметил приближение Тима, потом его увидели и все остальные – все, кроме Дрей.

– Знаешь, что я тебе скажу? – Дрей нечетко выговаривала слова, – Ты можешь сколько угодно смешивать меня с дерьмом, но если скажешь еще хоть слово про моего мужа, я тебе все зубы пересчитаю.

Бармен вышел из-за стойки и пошел за Тимом, но Мак жестом отозвал его.

– Все в порядке, Денни. Он свой.

– Свой ли? – тихо сказал Гутьерес.

Тим обратился к жене:

– Пошли, Дрей. Я отвезу тебя домой.

Дрей наконец заметила его, сделала шаг и, потеряв равновесие, резко села. Мак поддержал ее за спину; его рука лежала у нее на плече. Остальные окружили их со всех сторон.

Свободной рукой Мак примирительно взмахнул:

– Эй, Тим! Ладно, без обид. Мы подумали, что ей хорошо бы сейчас куда-нибудь выйти, учитывая, что…

– Заткнись, Мак, – Тим не сводил глаз с Дрей. Она опустила лицо в сложенные ладони. Тим нагнулся, и уголки его губ опустились: – Андреа, пожалуйста, пойдем.

Она попыталась встать, но смогла только тяжело облокотиться на стол.

Фаулер взял пустой бокал, поднес его к глазам, как микроскоп, и сквозь него стал разглядывать Тима.

– В следующий раз, когда кто-нибудь будет подставляться ради тебя, отнесись к этому поуважительнее, – у него заплетался язык. – Мы с Тито подставлялись ради тебя, друг.

Мак поднялся. Он шикарно выглядел, не прилагая к этому никаких усилий. Его волосы были взъерошены ровно настолько, насколько нужно, щеки покрыты короткой щетиной. Тиму приходилось прикладывать неизмеримо больше усилий, чтобы поддерживать свою внешность в подобающем виде.

– Послушайте, ребята, у нас у всех был трудный день, – сказал Мак. – Давайте успокоимся.

– Да, давайте не будем донимать нашего героя, – сказал Харрисон.

Гутьерес хмыкнул. Тим перевел на него взгляд. Ободренный взглядами присутствующих и видом стоящих перед ним пустых бокалов, Гутьерес с наглостью уставился на Тима:

– Понял намек, парень? С твоей женой все будет в порядке. Мы о ней позаботимся.

Тим повернулся и пошел к двери. За его спиной раздался шепот:

– …конечно, уйти легче всего…

– …пусть катится…

Тим дошел до двери и закрыл ее на задвижку. Раздался громкий щелчок. В баре наступила полная тишина. Он прошел обратно через весь зал; несколько остававшихся там изрядно подвыпивших посетителей глазели ему вслед.