Арсений Ахтырцев - Сабля Чингизидов

— Да, заманчиво, конечно. И вроде бы все законно. Дайте мне поговорить с Леной. Я с вами свяжусь на следующей неделе.

— Конечно-конечно, поговорите.

— А об утечках не беспокойтесь. Утечек у нас не будет. Только вы своего профессора нейтрализуйте как-нибудь, а то он не утерпит и еще кому-нибудь нашепчет.

— Профессора заинтересовали, и он будет молчать как рыба.

— Тогда у нас еще минимум три месяца.

Первое, что сделал Розум в понедельник утром, — подал рапорт Суровцеву с подробным описанием его разговора с Сазоновым. После обеда Суровцев вызвал его к себе.

— Ну что, совесть заела, миллионер? — усмехался начальник. — Вспомнил о боевых товарищах?

— Владислав, депутат Сазонов проходит подозреваемым в соучастии по делу Ройбахов. В связи с тем, что я хоть и косвенно, но вовлечен с ним в переговоры, представляя интересы наследников Каратаева, считаю себя не вправе продолжать работать по этому делу.

— Хочешь быть святее папы римского? Нет, дорогой, не получится. Я хочу, чтобы ты участвовал во всех переговорах от начала до конца. И надежно контролировал процесс. Мне больше трупов не нужно. А они вполне могут появиться, если мы пустим дело на самотек. Ты знаешь, от чьего имени он выступает, кого представляет? Хорошо, если все здесь, — Суровцев указал на рапорт, — правда, и там действительно какой-то олигарх. А если опять криминал? Ты можешь поручиться, что это не разводка? То-то.

Розум упрямо смотрел в стол.

— Я прошу дать мне официальный ответ на мой рапорт, товарищ генерал.

Суровцев с интересом посмотрел на Розума, взял из стаканчика карандаш и поверх напечатанного текста наложил резолюцию: «Работу по делу прерывать запрещаю. Суровцев». Затем подвинул бумагу к Розуму.

— На, пойди зарегистрируй, крючкотвор. И можешь расслабиться, Сазонов больше в качестве подозреваемого по делу не проходит.

Розум оторвал взгляд от стола:

— Как это?

— Был звонок, — Суровцев показал глазами наверх, — переквалифицировать его в пострадавшие.

— Вот как, так он пострадал?

— Да, у него угнали яхту.

Розум присвистнул.

— А-а, значит, яхту угнали? Вот горе-то. Ну что ж, значит, мы с ним сейчас на одной стороне баррикад. Разрешите идти?

— Подожди. Вот что, Алексей. — Суровцев внимательно посмотрел на Розума. — Хватит играть в донкихота. Этот прохвост, — тут генерал постучал по рапорту Розума, — по существу, совершенно прав. Да и юридически ничего незаконного в передаче прав я не вижу. Так что, если предложение Сазонова для семьи Лены выгодно, пусть они его принимают. А мы проследим, чтобы их не развели.

— Спасибо, Владислав.

В среду вечером, когда Лена с Розумом и гостями собрались пить чай, раздался звонок в дверь. Розум пошел открывать. Когда он вернулся, в руке он нес увесистый конверт.

— Ленка, пляши, тебе письмо из Германии.

— Из Германии? — заинтересовалась Эмилия.

— Да, у нас там знакомая, Сабина фон Гогенау, — пояснила Лена. — Она должна была прислать нам фотографии из своего семейного альбома. Там много снимков Архипа Каратаева. Дед Сабины Людвиг фон Гогенау был партнером Архипа.

— Гогенау, — задумчиво повторила Эмилия. — Что-то знакомое. Ну-ка, давайте фотографии смотреть.

— Сейчас посмотрим. — Лена аккуратно распаковала плотный конверт. — Надо же, прислала, не обманула.

Розум убрал посуду, тщательно вытер поверхность стола, и хозяйка начала передавать снимки по кругу.

— Архип с Паниным на скачках, — комментировала Лена.

— Эту фотографию я помню, — подтвердила Эмилия.

— А вот собрание акционеров.

— Нет, эту я не видела.

— А здесь какое-то семейное торжество. — Лена передала Эмилии большой групповой снимок.

— О, это помолвка моей бабушки Елизаветы и графа Панина, — оживилась Эмилия. — В Нелюдове. 1912 год. Вот Архип, а высокий старик в смокинге — старый Самарин. Еще был жив. Слева его сын Саша, юнкер Александровского училища. У него как раз той весной был выпуск. Крайняя справа — Лена, твоя прапрабабка, а студент — Сергей, сын Архипа. Вот барон фон Аугстрозе с женой, я не помню, как ее звали, и их дочь Анастасия. Рядом с ними поверенный Каратаевых и Самариных Захарьин, он потом в Париже жил, его сын у нас в Брюсселе часто бывал. Мальчик побольше — дядя Георгий, а маленький мальчик в матроске — мой отец.

— А вот они на заводе. — Лена достала следующую фотографию.

— Эту тоже не помню. Усатый мужчина за Людвигом — барон фон Аугстрозе, а слева опять его дочь, Стасик.