Арсений Ахтырцев - Сабля Чингизидов

— Я понимаю, Илья Филиппович, но тем не менее факт остается фактом. Вещи из имения Самариных.

— Ну а при чем здесь Панин или, как там его, Каратаев?

— Каратаев является официальным наследником коллекции.

— Как это? Коллекция же самаринская?

— Дело в том, что Каратаевы находились в близком родстве с Самариными, и к началу Первой мировой войны именно Каратаевы были юридическими владельцами и имения и коллекции.

— И что же, он претендует на эти вещи? — кивнул Разуваев в сторону клинков.

— Ну, он не единственный наследник, но дело не в этом. В настоящее время он является наиболее квалифицированным экспертом по коллекции Самариных. Мы выслали ему фотографии и ждем результатов его экспертизы. Мы бы вас очень попросили, чтобы вы ознакомились и прокомментировали его заключение, когда оно будет готово.

— И вы думаете, что, получив эти фотографии, он усидит в Брюсселе?

— А что, думаете, приедет?

— Сразу видно, Алексей, что вы не коллекционер. Сегодня что, вторник? Бьюсь об заклад, он будет здесь не позже понедельника.

Панин прилетел в четверг. Чем сразу же создал Розуму проблемы. Он не мог пригласить Панина к себе в рабочий кабинет, а разрешения на вынос вещей у него не было. Но Стригунков пошел навстречу и выписал пропуск на вещи, приставив к ним своего сотрудника.

— Что же это вы, Владимир Георгиевич, так нам заключение экспертизы и не прислали? — укорил Розум, здороваясь с Паниным.

— Ну извините, Алексей, не утерпел. Хочу эти игрушки сам в руках подержать. Соблазн для меня слишком велик. И потом, не забывайте, что эти вещи мне не совсем чужие, все-таки наследство Каратаевых. А если б я заключение прислал, то вы бы мне, пожалуй, вещи и не показали, — лукаво усмехнулся Панин. Он даже не подозревал, как близок был к истине.

— Если вы не возражаете, мы прямо сейчас поедем к профессору Разуваеву, вы должны его знать, — Панин утвердительно закивал, — и вы осмотрите вещи прямо в его реставрационной лаборатории.

— Нищему собраться — только подпоясаться, — снова улыбнулся Панин, продемонстрировав знакомство с русским фольклором. — Я готов.

— Тогда не будем терять время. — Розум открыл дверь номера, пропуская вперед нищего графа.

Поздоровавшись с Разуваевым, Панин вставил в глаз монокль, и эксперты вместе занялись осмотром оружия, не обращая на Розума внимания.

— Итак, вы ждете моего заключения, — торжественно изрек Панин. — Извольте. — Панин взял в руки шпагу. — Согласно описанию коллекции, сохранившемуся у моего двоюродного деда Архипа Каратаева, шпага — наградное оружие генерала Петра Ивановича Панина, брата знаменитого канцлера Никиты Панина. Екатерина II, благоволившая Панину, наградила его этой шпагой в день своей коронации в 1762 году. Шпага была подарена семейству Каратаевых-Самариных специально для самаринской коллекции женихом моей бабки графом Паниным в день их помолвки в имении Нелюдово. Таким образом, это одно из последних поступлений коллекции.

— Не может быть, — прошептал Разуваев, прикрывая ладонью рот. — Наградная шпага генерал-аншефа Панина. Не может быть.

— Понимаю ваше состояние, дорогой профессор, я взволнован не менее, чем вы.

— А чем он знаменит? Я знаю канцлера, а генерала не помню. — Розум глядел на экспертов непорочными глазами.

— Вам как офицеру надлежало бы о нем знать, — укорил подполковника профессор и продолжил менторским тоном: — Это тот самый Панин, который в битве под Цорндорфом отразил натиск прусской кавалерии фон Зейдлица. Прусская кавалерия была на то время самой сильной в мире и считалась непобедимой.

— А сабля, есть ли какие-то сведения по сабле? — нетерпеливо спросил Розум.

— Ну что ж. — Панин хитро улыбнулся. — Саблей я надеюсь удивить нашего профессора, пожалуй, побольше, чем шпагой.

— Неужели гетманская? Сабля коронного гетмана? — Профессор привстал со стула, снял очки и просяще глядел на Панина близорукими глазами.

— Гетманская, — подтвердил Панин, вызвав у Разуваева подобие стона. — Но не коронного. Это сабля Великого Литовского гетмана Яна Кароля Ходкевича. Была подарена ему королем Сигизмундом Вазой за разгром взбунтовавшейся шляхты, выступившей против короны.

— О боже, сабля с изумрудами гетмана Ходкевича. — Разуваев сел на стул и надел очки. — Та, с которой он умер в Хотине?

— Ну, это достоверно подтвердить не представляется возможным. Но расписка за саблю, купленную бригадиром Самариным у потомков Ходкевича, сохранилась в бумагах Архипа Каратаева.