Александр Ходырев - Удар ниже пояса

Пришедший полицейский, поговорив с дежурным, жестом показал, чтобы пьяный вынул все из карманов. Тот, как ни странно, понял. Достал из кармана бумажник, паспорт, платок и положил на столик рядом со стойкой.

Дежурный вышел из-за стойки, и вместе с полицейским, который привел пьяного, они заперли его в клетке. Он и в клетке продолжал непрерывно двигаться и монотонно что-то бубнить.

И тут наконец и в отсеке, где одиноко сидел Ходунов, тоже произошли изменения. Пришли строгий начальник, толстый блондин, говорящий на английском, и еще какой-то загорелый тип спортивного вида с белозубой улыбкой, как на рекламе зубной пасты. Этот тип и спрашивал о чем-то Ходунова. Блондин, как это можно было понять, выступал в роли переводчика. Строгий начальник просто присутствовал при разговоре. Продолжался разговор недолго, минут пять-семь. После этого начальник с загорелым типом ушли, а Ходунов остался с толстым блондином. Ходунов посмотрел на Друзина, поднял брови и пожал плечами. Видимо, надо было еще подождать.

После небольшого затишья с улицы донеслась звонкая дробь каблуков, и в холл влетела запыхавшаяся молодая, довольно интересная женщина. Одета она была хорошо, можно даже сказать, со вкусом. И если бы не некоторая размашистость и угловатость движений да излишняя бойкость, ее можно было бы даже назвать элегантной.

Влетев в холл, она посмотрела по сторонам и увидела пьяного в клетке.

— Юра! О господи! — Она громко вздохнула и, покачивая головой, подошла к нему. — Юра! Ну что ты опять удумал?

Тут она тоже добавила несколько слов о матери, не относящихся к разряду печатных. Добавила их так, без злости. Они, видимо, и дома так разговаривали. А здесь, за границей, она, очевидно, чувствовала себя в этом отношении совершенно свободно. К сожалению, нашим соотечественникам за границей часто кажется, что, кроме них, никто по-русски не понимает. И ведут себя там, как в лесу. А нас-то там тысячи.

Поняв, что сейчас от Юры добиться чего-нибудь путного будет очень трудно, она подошла к окошечку.

— Я, — тут она ткнула себя в грудь, — его жена. — Она показала на продолжавшего что-то говорить и жестикулировать Юру. — Я заплачу штраф. — Она достала из сумочки деньги и показала полицейскому. — Штраф! — Для убедительности она потрясла бумажками. — Понимать?

Полицейский спокойно глядел на напряженно глядевшую на него жену пьяного Юры и молчал. Он покачал головой и пожал плечами, а потом, очевидно, вспомнив что-то, привстал и посмотрел в сторону Друзина. Друзин решил не реагировать и сидел с ничего не выражающим лицом.

Но женщина сообразила моментально. Она сделала несколько шагов в его направлении и, пытаясь улыбаться, спросила:

— Извините, вы говорите по-русски?

Сохранять дальше индифферентную позицию было бы просто неприлично. Друзин вздохнул, встал из кресла и нехотя ответил:

— Конечно. Я ведь русский. Только чем я могу помочь? Я по-французски ни одного слова не понимаю.

Но жена Юры уже четко уяснила себе, что этот интересный представительный мужчина как раз может помочь и он поможет.

— Вы русский… — Она кокетливо улыбнулась. — А что вы тут делаете?

Друзин недовольно нахмурился.

— По делу, — сухо ответил он. — Так что вы хотите?

— Вы знаете, мы вчера тут загуляли немного с друзьями, — сразу же придав себе несколько томный вид и поправляя прическу, сказала она. — А утром Юра, это мой муж, у него голова сильно болела, решил опохмелиться. Ну, в номере. А потом мы пошли в кафе, и он там ещё немного выпил. Я отошла ненадолго, в туалет, ну, дело такое. Прихожу, его нет. Официант говорит: «Полис» — и показал рукой. Я и понеслась.

— Так вы у него узнайте. — Друзин показал на клетку.

— Ой, ну мне он сейчас ничего не скажет. А можно я вас попрошу? Поговорите с ним, а?

— Да у нас тут дело, — нахмурился Друзин. — Меня могут вызвать.

— Так это же здесь, рядом. Ну, пожалуйста, он вас послушает.

Друзин недовольно пожал плечами:

— Ладно, давайте попробуем.

Подойдя к заточенному Юре, Друзин повернулся так, чтобы видеть Ходунова, и попытался расспросить непутевого соотечественника. Юра излагал дело все в той же манере. Правда, под строгим взглядом Друзина соотношение несколько изменилось. Матерных слов стало несколько меньше. Но вот значащие слова, в произвольном порядке рассыпанные в его внешне слитной речи, никак не удавалось сложить во что-то связное.

Если убрать все нецензурные выражения, то выглядело это примерно так: