Вольфганг Хольбайн - От часа тьмы до рассвета

Я не мог взять в толк, о чем это он? Я? Это потому, что в этой крепости я попытался защитить Юдифь от Карла? Потому что я в своем отчаянии был готов взять молодую женщину в заложники, при этом я никогда не смог бы причинить ей никакого вреда? Старик пытается мной манипулировать? А если да — то какую цель он преследует?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказал я.

Зэнгер наклонил голову набок. Я отчетливо увидел его морщинистую шею возле воротника, которая была похожа на сморщенную пергаментную кожу ископаемого животного. Зэнгер был стар, слишком стар. Он давным-давно должен был умереть. Черт знает, на каких лекарствах он еще держался.

Профессор долго молча смотрел на меня. Потом он покачал головой, как будто хотел сказать, что не верит своим глазам.

— Ты действительно не знаешь? — недоверчиво переспросил он. — Это не игра по маленькой. Ты… Ведь есть другой Франк Горресберг, который сидит глубоко внутри у тебя, для которого благородный Франк Горресберг, спаситель вдов и сирот, — абсолютно неизвестный субъект.

И снова я увидел эту улыбку, которая превратила губы профессора в острый, убийственный серп. Он достал из кармана халата рацию и набрал номер.

— Доктор Кранцер? Это Зэнгер, — через несколько мгновений проговорил он. — Пожалуйста, выведите на монитор в Комнате № 100 изображение камер слежения. Я бы хотел еще раз посмотреть ту сцену, в которой доктор Шмидт и сестра Карла входят в комнату с дефибриллятором.

Затем профессор коротко кивнул и снова опустил рацию в карман.

— Ненавижу эти маленькие штучки, — сказал он, качая головой, — но иногда без них никуда.

Я оглянулся вокруг. Онемение в моих членах постепенно проходило, но я все еще двигался очень слабо. Я нигде не заметил камеры.

Казалось, Зэнгер правильно понял значение моего взгляда. Костлявым кривым указательным пальцем левой руки он показал на решетку вентиляции на противоположной стене.

— Там, внутри, камера, — пояснил он. — Пациенты ведут себя более непринужденно, пока не знают, что за ними наблюдают. Есть еще и вторая камера…

Зэнгер снова улыбнулся.

— Нужно всегда иметь туза в рукаве, правда? Кто знает, может, ты еще раз удивишь меня, Франк. Но можешь быть спокоен, здесь, в крепости, каждый угол под видеонаблюдением. Это просто поразительно, на что способна современная техника. У нас даже есть такие линзы видеокамер, которые не больше булавочной головки.

Здесь, в крепости! Слова старика ошеломили меня, словно второй электрошок. Должен ли я это понимать так, что я все еще нахожусь в крепости Грайсфельден? Этого не может быть! Ведь это высокотехнологичная клиника! Я находился в операционной! Ни за что не поверю, что это Грайсфельден! И вообще: большое спасибо вам, доктор Зэнгер, за такую заботу о психике вашей жертвы. Вы почти убедили меня в том, что за мной не наблюдают и я могу вести себя совершенно непринужденно. Это очень мило с вашей стороны. На противоположной стене включился средний монитор. План комнаты был показан в несколько искаженном виде и с высокой точки, что соответствовало указанию Зэнгера на камеру в вентиляции. Открылась дверь. Вошел молодой врач с растрепанными светлыми волосами, который скорее выглядел как обычный цивильный человек, нежели как образованный врач, а за ним молодая рыжеволосая медсестра. Они вкатили тележку, на которой размещался дефибриллятор.

Едва они подошли ко мне, медсестра быстро сорвала с меня сорочку, и я почувствовал, как покраснели от стыда мои щеки, когда я увидел на видео себя, лежащим голым перед молодой девушкой. Она поспешно сорвала с моей груди все электроды, которые крепились к моей коже маленькими присосками. Врач потер две пластины дефибриллятора друг о друга, а после того, как сестра удалила электроды, она сняла и маленькие измерительные чипы из-под пластыря.

— Готово? — нетерпеливо спросил врач.

— Еще секундочку, — я заметил, что у девушки очень приятный голос, даже сейчас, когда она была явно взволнована и спешила. — Мне нужно еще удалить иглы для вливаний.

— Мы теряем его! — настаивал врач и резко кивнул головой. — Забудьте об электродах и иглах. Отойдите назад, Карла. Сколько весит этот парень?

— Шестьдесят три килограмма, — ответила девушка и послушно отошла в сторону.

— Тогда давайте сто девяносто джоулей, — врач еще раз потер плоские металлические пластины друг о друга, пока сестра наклонилась над прибором и повернула регулятор.

Врач наложил пластины мне на грудь. Наверное, выключатели находились на ручках. По крайней мере, я увидел, как моя грудь поднялась, как будто гигантский кулак ударил меня прямо из-под матраца. Я невольно вздрогнул, созерцая это зрелище, и на несколько мгновений я вспомнил сон, из которого меня выдернул дефибриллятор: мальчик в скаутской форме, ребенок, который заслонил мне дорогу к свету…