Брайан Фриман - Казино Шахерезада

Борден сморщился, как от сильной зубной боли, несколько раз тяжело вздохнул.

– Мне неизвестно, как он определил свою мать. А вендетту… вендетту он начал давно.

– Объясните, пожалуйста, что вы имеете в виду, – попросил Уоллинг сухим тоном.

– Я уже говорил вам, что совершил ошибку. Ужасную ошибку. Нет, не потому, что взял младенца и принимал деньги. Я бы и сейчас поступил так же. Дело в ином. Защищать детей – моя миссия.

– В чем же ваша ошибка?

Серена посмотрела в глаза Бордену и сразу обо всем догадалась. Она почувствовала легкое головокружение, почти физически ощутила удушающую, затхлую атмосферу комнаты, в которой находилась. В воздухе словно повисли невысказанные пока слова: «Сексуальное насилие».

– Ошибся я в том, что выбрал не ту семью, – произнес Борден.

– Что там делали с мальчиком? – Уоллинг сообразил, куда клонит Борден.

– Вы должны понять, – тихо проговорил Борден, и Серене показалось, что он пытается оправдаться за свое решение перед самим собой прагматическими доводами. – Найти подходящую семью для ребенка – задача не из легких. Мы проводим многочисленные интервью с будущими родителями, их смотрят специалисты. Тем не менее вынужден признать – ошибки иногда случаются. Я был молод, амбициозен, самоуверен. В университете получил степень доктора по детской психологии. Считал, что с моими познаниями я способен в пять минут определить характер людей и точно сказать – заслуживают ли они того, чтобы им отдавать ребенка, или нет. В то время я и понятия не имел, что есть вещи, мне попросту неведомые.

– В общем, Бертоны на роль приемных родителей не подходили, – подсказала Серена.

Борден кивнул.

– К мужу, наверное, претензий быть не может. Порядочный человек, работящий, средний класс, разве что не из самых обеспеченных. Жил с женой пять лет, очень хотел детей, но Бог им их не дал. Его жена, Бони, хотела детей даже сильнее. Мне они показались прекрасными родителями, но я многое упустил из виду. А симптомы имелись. Я знал, что детство и юность Бони были тяжелыми. Отец пил, буянил дома. Многие черты его характера перешли к ней. Главным образом жестокость. Если мальчик рассказывал правду, она была настоящей садисткой.

– Разве вы не следили за тем, как детям живется в приемных семьях? Не навещали их? – удивился Уоллинг.

– Следили и навещали. Внешне все выглядело великолепно. Поймите меня правильно, мистер Уоллинг, физического насилия мальчик не испытывал. Его никто не бил, над ним не издевались. Я говорю о насилии сексуальном. Бони Бертон начала сожительствовать с ним, когда он еще был мальчишкой.

Серене вдруг показалось, что на нее медленно опускается потолок и придавливает к полу. Перед глазами замелькали картинки ее юности – мать, Голубая Собака, она, придавленная на кровати. По телу поползли струйки пота.

– И дело здесь вовсе не в сексе, – продолжил Борден. – Она хотела сломать его волю, подавить ее и с этой целью постоянно его терроризировала. Когда он отказывался совокупляться с ней, она творила страшное.

– Например? – спросил Уоллинг.

Серена почувствовала приступ тошноты: она не желала слышать детали.

– Он рассказывал мне, что Бони нередко запирала его в ванной комнате, голого, оставляла без света и запускала под дверь насекомых.

– Насекомых?

– Да. Тараканов.

Серена непроизвольно выругалась и спросила:

– Вы об этом, конечно, ничего не знали? И ее муж тоже?

– Я понятия не имел. Мои контакты с семьей прекратились через несколько лет после усыновления. Что касается мужа, то хотелось бы надеяться, что и ему ничего не было известно. В противном случае получается, что он не пытался остановить жену.

– А вам кто обо всем сообщил?

Лицо Бордена дернулось. Старики у телевизора снова рассмеялись.

– Миновало много лет. Однажды поздним вечером, когда я уже спал, он ворвался в мой дом и связал меня. Сначала я не узнал его, решил, что меня грабят. Но потом он включил свет, сел на кровать и начал рассказывать. Он хотел узнать о своей матери.

– То есть у него уже тогда были навязчивые идеи относительно ее, – предположила Серена.

– Да. В его сознании мать была такой же, как и он, жертвой. Он, как ему представлялось, установил с ней воображаемый контакт. Он утверждал, что она приходит к нему, шепотом беседует с ним. Уверяет, что все будет хорошо. Просит разыскать ее.

«Все будет хорошо», – вспомнила Серена, и комната закружилась перед ее глазами. Она разозлилась на себя за то, что позволяет прошлому вползать в нее настоящим, наполнять его гнилью.