Олег Андреев - Телевидение

— У вас ошибочные данные, — Антон старался держать себя уверенно, но это плохо получалось. — Мы не приятели.

— Как? — удивился Элегантный. — Разве мне не правильно доложили? Какая жалость. Но уж то, что вы его доверенное лицо, — правда?

— Правда, — кивнул Балашов. — Но только… Элегантный перебил его:

— И то, что вчера вечером, например, встречались с ним в кафе на Манежной площади?..

— Вы следите за мной! — возмущенно воскликнул Балашов.

Бритоголовый опять расхохотался. На лице Элегантного не дрогнул ни один мускул.

— Много чести, — презрительно фыркнул он. — Нам нужен Казанцев. Где он?

— Не знаю, — честно признался Балашов, и тут же получил от братана такой мощный удар в челюсть, что свалился на пол.

Элегантный подождал, пока Антон поднимется на ноги и сотрет кровь с разбитой губы.

— Вы заставляете прибегать к несвойственным нам методам, — посетовал он, глядя на посеревшее лицо Антона. — Зря вы так. Мы могли бы договориться по-хорошему. Итак, где Казанцев?

— Правда не знаю, — чуть не заплакал Антон. Последовал новый удар. Балашов почувствовал, что у него выбиты передние зубы. Выплюнул их на руку вместе с кровью.

— Мы ведь не шутим, — вздохнул Элегантный. — Вчера вечером вы виделись с Казанцевым в кафе на Манежной площади, а потом он исчез. О чем вы беседовали?

— 0-а-ы, — промычал Балашов, мучаясь от боли.

— Пожалуйста, поразборчивее…

— Он… Аша…

— Саша? — догадался Элегантный. — Что же сказал Саша?

— Хоел.., уеха…

— Хотел уехать, так? Куда? Антон пожал плечами и испуганно покосился на своего мучителя, готового снова взяться за работу.

— Подумайте хорошенько, — посоветовал Элегантный, перехватив его взгляд.

— И… Мокы…

— Из Москвы, это понятно. Но в какую сторону?

— Не аю-ю…

На этот раз удар был таким сильным, что Антон не смог подняться с пола. Элегантный встал со стула, подошел, брезгливо дотронулся до хрипящего на полу Балашова носком стильной туфли и обернулся к напарнику:

— Пусть полежит здесь, оклемается. Попозже поговорим.

— А почему здесь? — недовольно произнес тот. — Весь пол в кровище будет, не отмыть потом. А если к обоям прислонится?

— Заставим переклеивать. — Элегантный перекачивался с пятки на носок, засунув руки в карманы безукоризненно отглаженных брюк. — Про сырые подвалы забудьте. Человек должен привыкать к человеческим условиям.

И оба вышли вон.

Балашов лежал на окровавленном и заблеванном полу, покрытом дорогой итальянской плиткой, и бессильно плакал. Слезы стекали на пол и смешивались с кровью. Болела голова, вывихнутая челюсть, то место, где еще сегодня утром были красивые ровные белые зубы, которыми он так гордился, болело все тело. Но к физическим страданиям примешивались страдания духовные — Антон чувствовал себя униженным, растоптанным и совершенно беспомощным.

И, черт побери, чуяло ведь его сердце, зря, ох и зря он связался с Казанцевым! Акции эти проклятые никому счастья не принесли. Ни Джейн, которую Балашов никогда, не видел, ни Сашке, ни ему, Антону. Порча лежит на этих паршивых бумагах, проклятье.

Раньше, когда совесть Крахмальникова не была отягощена сомнениями, он бы и мысли не допустил вот так прямо прийти к начальнику и заявить: уходи. Он сделал бы все чужими руками, долгой и запутанной интригой, терпеливой осадой. Но если бы ничего не получилось, он бы утерся, сказал себе: “Пока ты слабее” — и стал бы жить дальше легко и просто.

Теперь Крахмальников был раздавлен. Ему нечего было сказать коллегам. Он не мог войти в редакцию с видом победителя, потому что, переделывая себя на кухне на новый лад, разучился врать, но и не мог войти раздавленным, потому что был горд.

Он посмотрел смонтированный питерский репортаж с интервью Копылова и вызвал Долгову, похвалил ее комментарий. Потом набрал мобильный Аллы:

— Ты свободна?

— Да.

— Давай встретимся.

— Ой, Леня, сейчас не время.

— Я не о том… Надо поговорить.

— Хорошо.

Он вышел со студии, так и не заглянув в отдел, где его, наверное, ждали и Житкова, и Лобиков, и все-все. Не сейчас, потом. Потом он с ними поговорит. Они ему верят, они его поймут.

Можно было пройти пешком — квартиру он снимал на улице Кондратюка, совсем рядом с телецентром, — но Крахмальников, как все автомобилисты, уже и представить себе не мог, как пройти пешком дальше туалета в собственном доме. Он и за хлебом — в соседний магазин — ездил на своем “мерседесе”.