Линкольн Чайлд - Из глубины

— Вы закончили, доктор?

Крейн повернулся и увидел шеф-повара Рено — тот, скрестив руки, стоял неподалеку, и его лицо выражало сильное неодобрение.

— Почти.

Повернувшись спиной к полке, на которой стояла по меньшей мере сотня маленьких бочонков, Крейн наугад взял один, сорвал пластиковую упаковку и набрал в пробирку примерно чайную ложку сливочного масла.

Холодильная камера центральной кухни оказалась просто сокровищницей. Она была набита не только типичными продуктами — птицей, говядиной, яйцами, свежими овощами, молоком и тому подобным, но и такими, которые могли бы сделать честь самым дорогим ресторанам континента. Белые и черные трюфели, почти бесценный бальзамический уксус многолетней выдержки в крохотных стеклянных пузырьках, фазаны, куропатки, гуси, ржанки, огромные банки русской и иранской черной икры. И все это втиснуто в пространство размером максимум десять футов на двадцать. Обнаружив такие залежи деликатесов, Крейн был вынужден брать образцы только с самых популярных продуктов, которые могли бы есть почти все и почти каждый день. И все равно уже почти все пробирки из двухсот имеющихся заполнены, а час, который он на это потратил, довел шеф-повара до белого каления.

Убрав бочонок с маслом, Крейн перешел к следующей полке, на которой стояли основные ингредиенты для изготовления домашних соусов: отменные выдержанные сорта французского винного уксуса из белого вина и оливковое масло холодного отжима.

— Из Испании, — заметил Крейн, беря бутылку масла и ставя ее на стол.

— Это самое лучшее, — коротко ответил Рено.

— А я думал, итальянское…

Рено издал губами странный звук, наполовину презрительный, наполовину нетерпеливый.

— Фи! Никакого сравнения! Оливки собирают вручную с молодых деревьев, которых на один акр высаживают не более тридцати, поливают скудно, удобряют лошадиным навозом…

— Лошадиным навозом, — повторил Крейн, медленно кивая.

Лицо Рено потемнело.

— Engrais. Удобрение. Все натуральное, никаких химикатов.

Он решил, что поведение Крейна выражает его личное неприязненное отношение к кухне, словно Крейн был инспектором санитарного контроля, а не врачом, который пытается разгадать медицинскую загадку.

Крейн откупорил бутылку, достал новую пробирку из набора, отлил туда немного масла и заткнул пробирку пробкой. Он убрал бутылку с маслом на место и взял следующую, с другой полки.

— У вас тут очень много свежих продуктов. Как вы храните их?

Рено пожал плечами.

— Продукты есть продукты. Со временем портятся.

Крейн наполнил очередную пробирку.

— И что вы с ними делаете?

— Что-то сжигаем. Остальное собираем и вместе с другим мусором со станции отправляем в «лоханке» наверх.

Крейн кивнул. Как он уже знал, «лоханкой» называли большой беспилотный аппарат снабжения, который совершал ежедневные челночные рейсы между станцией и базой на поверхности моря. Устройство, известное под официальным названием «Глубоководный аппарат снабжения LF2-M», являлось опытным флотским образцом, предназначенным для обеспечения лежащих на грунте аварийных подводных лодок. Прозвище оно получило благодаря своим неуклюжим обводам, наводившим на мысли об огромной ванне.

— В «лоханке» поступают и свежие продукты? — спросил Крейн.

— Конечно.

Крейн наполнил уксусом очередную пробирку.

— Кто этим занимается?

— Служба заказа продуктов, на основании инвентарного контроля и долговременного планирования.

— А кто конкретно доставляет пищу из «лоханки» в кухни?

— Офицер службы снабжения, под моим непосредственным руководством. Скоро как раз прибудет сегодняшний рейс. Вообще-то нам пора уже идти в приемную зону. — Рено нахмурился. — Если вы, доктор, предполагаете…

— Я ничего не предполагаю, — ответил Крейн с улыбкой.

Да и на самом деле он ничего не предполагал. Он уже поговорил со специалистами по питанию — составленный ими рацион казался вполне разумным и здоровым. И хотя Крейн потратил немало времени, чтобы взять десятки проб из кладовых верхней и центральной кухонь, он не особенно надеялся обнаружить что-нибудь.

Не похоже, что в пищу могло попасть нечто постороннее, ни случайно, ни намеренно. Его подозрения все больше склонялись к интоксикации тяжелыми металлами.

Отравление такого типа имеет особенно размытые, неспецифические симптомы, очень похожие на все те, что так или иначе наблюдаются на станции. Хроническая усталость, пищеварительные расстройства, кратковременные провалы в памяти, блуждающие боли, неспособность сосредоточиться и множество других. Крейн уже усадил двух сотрудников медпункта изучать условия работы и досуга на станции, чтобы выяснить наличие свинца, мышьяка, ртути, кадмия и прочих металлов. А всех пациентов, которые обращались в медпункт ранее, просили заглянуть еще раз, чтобы сдать на анализ образцы волос, кровь и мочу. Отравление, скорее всего, имеет острый, а не хронический характер — люди не так много времени провели на станции…