Сэм Хайес - Моя чужая дочь

Дядя Густав как-то говорил, что добиться можно всего чего твоей душе угодно, главное в этом деле – выглядеть уверенно. А уж он-то всегда получает чего хочет, так что ему виднее. Ну и я нос кверху, улыбаюсь администраторше, а сама мимо стойки топаю. Еще и Руби повыше подняла, головкой на плечо к себе положила. Когда ты с ребенком – я уже заметила, – к тебе доверия больше.

На табличке вверху написано: «К бассейну». Поплавать я бы не прочь. Я дошла до женской раздевалки, где две тетки лет по пятьдесят в купальники втискиваются. Тепло. Пахнет женщинами и хлоркой. Я на скамейку села и возилась с Руби, пока тетки свою одежду в ящички складывали и еще ругались, что монетки замок-автомат не принимает. Не принимает? Я уши навострила. Потом они к бассейну ушли, а по дороге про внуков говорили.

Вместо бассейна мы с Руби в душ пошли. Я ее голенькую к себе одной рукой прижимала, а другой намыливала нас, намыливала, пока мы обе аж скрипеть не стали от чистоты. Очень удобно, что мыло жидкое было, кнопку нажмешь – и полная ладонь. И полотенца такие мягкие, пушистые. Надеюсь, те две бабушки не сильно обиделись, что я кое-что из их вещей взяла. Сами виноваты – надо было шкафчик выбирать, где замок работает.

В их спортивных сумках оказались здоровенные трусы и лифчики, махровый спортивный костюм, пара футболок, юбка размера не меньше восемнадцатого и косметичка со всякими совершенно обалденными штучками. Я на себя свою грязную одежду натянула, а ляльку завернула в махровый костюм – уж больно ее вещички провоняли. Я их постирала в раковине и вместе с продуктами, которые тот дядька на вокзале оставил, сложила в свою новую спортивную сумку. Руби подхватила и пошла по коридорному лабиринту. В гостинице с сумками все ходят, верно ведь? Обычное дело. В коридорах через каждые несколько шагов – двери. Ведут не только в простые номера. На некоторых таблички «Люкс Балморал» [1]или «Люкс Виндзор». Я по пути дергаю дверные ручки – всюду закрыто. Мы с Руби поднимаемся в лифте на следующий этаж и опять идем по коридору. Впереди болтают две горничные. Рядом тележка с бельем постельным и пакетиками разными – с чаем, печеньицами. А комната, куда они все это привезли, похоже, кладовка или что-то в этом роде. Видно, пополняют запасы для гостей отеля.

– Утром все разложим, Сандра, – говорит одна.

Я медленно иду мимо, приглядываюсь – что да как. Держусь уверенно, как дядя Густав советовал, и горничные не замечают, что я пялюсь в крохотную уютную кладовку. Они не замечают, что метрах в трех я торможу, вроде мне что-то на самом дне сумки потребовалось. И ясное дело, когда они, затолкав тележку внутрь, идут к лифту, думая, что дверь сама захлопнется, они не замечают, что я успеваю прыгнуть в сторону и ногой придержать дверь.

– Ну, Руби? Как тебе?

Здесь все забито стопками постельного белья, полотенец. Мой голос звучит как-то странно, глухо.

Я страшно горжусь собой – ловко добыла нам комнату на ночь! До утра сюда навряд ли кто заглянет, и, значит, у нас с Руби куча времени! Будем валяться на грудах подушек, покрывал, простыней, я могу пробовать виски из малюсеньких бутылочек, и печенье из разных пачек, и сахар из крошечных пакетиков – если палец сунуть и облизать, то смахивает на сухую шипучку.

Я укладываю Руби на подушку, а сама кружусь, разбросав руки. Места только-только хватает, чтобы покружиться, – из-за тележки и полок вдоль стен. Снимаю кроссовки, стаскиваю стопку сложенных покрывал на пол и устраиваю из них и подушек гнездышко, совсем как мама-птица для своих птенчиков. Потом расстегиваю спортивную сумку и вытаскиваю еду, которую нам на вокзале оставили. Первым делом разрываю пачку крекеров и запихиваю в рот сразу три. Там еще есть банка горошка – это мне ни к чему, потому как открывалки нет, – кочанный салат, пакет морковки, консервированная ветчина «Спэм» – обожаю! – и пачка сливочного печенья.

– Руби, пируем! – Я даже взвизгнула от восторга, а Руби срыгнула молоко – пришлось под ней на подушке простынку поменять.

Я устроила себе ранний ужин: сжевала крекеры с ветчиной и салат, похрустела морковкой. На сладкое – сахар, а запила виски. И спать, спать. Кажется, тыщу часов проспала с Руби под бочком. Нет, она у меня все-таки чудо-девочка.

В конце концов все же пришлось оттуда уйти. Я убирала липкие покрывала и складывала подушки на место, стараясь, чтобы все выглядело как было, но после двух ночей в кладовке меня наверняка очень скоро вычислили бы. Наутро после пира я проснулась совсем больной. Прибрала как сумела и улизнула. Весь день проторчала в торговом центре. Пришлось истратить пару фунтов на прокладки потолще и чашку горячего шоколада. Еще я чуть не увела детскую коляску, да только мамаша слишком быстро из туалета вышла.