Крейг Расселл - Кровавый орел

– К каким выводам вы нас подводите, Хольгер?

– Я хочу сказать, что некоторые психопаты совмещают для себя приятное с полезным. Иван Грозный, абсолютный, чудовищный социопат, лишенный чувства сострадания к людям, был умным и целеустремленным человеком, и его преступления служили определенной цели. Необузданное зверство помогало запугивать и уничтожать врагов. Таким образом Иван Грозный и преступное «я» тешил, и выполнял политические задачи!

– Вы считаете, что наш преступник – такой же любитель совмещать приятное с полезным, хоть и в меньшем масштабе? – спросил Фабель. Все сказанное Браунером замечательно совпадало с теми смутными мыслями, которые бродили в голове Фабеля после второго убийства.

– Больше того, я подозреваю, что убийца нарочно щеголяет своей психопатией. Чтобы мы принимали его за серийного убийцу, действия которого абсурдны, а жертвы случайны. На самом деле у него свои скрытые цели и намерения.

– Какие именно? – спросила Мария, мрачно всматриваясь в голую поверхность журнального столика, словно пытаясь угадать, что же на нем лежало перед убийством. – Зачем он убил журналистку и похитил документы или записи?

– Она могла вести какое-нибудь опасное для него журналистское расследование, – сказал Вернер Мейер.

– Убийство как самый надежный способ заставить замолчать? – подхватила Мария.

– Не исключено, – кивнул Фабель. – Но как это стыкуется с предыдущими убийствами? Адвокат по гражданским делам и проститутка…

– Возможно, связь существует, – сказал Вернер Мейер, – но мы ее не улавливаем. В конце концов, мы совершенно ничего не знаем о погибшей проститутке. Она могла иметь контакт с Ангеликой Блюм. Скажем, та собиралась писать о каком-то сексуальном скандале…

– Ангелика Блюм для бульварной прессы не работала. – Фабель задумчиво потер подбородок. – Сексуальный скандал мог заинтересовать ее лишь в связи с политикой или какими-нибудь другими серьезными вещами. Поэтому нам позарез нужно узнать, что за птица была эта Моник – чем она дышала, что могла знать… И надо вернуться к делу об убийстве Кастнер. Посмотреть на него новыми глазами и тщательно проанализировать ее профессиональную деятельность. До настоящего момента этот аспект нас практически не интересовал – ведь мы считали, что она случайная жертва и убийство никак не связано с ее работой. Мария, вы не могли бы еще раз поворошить это дело? Знаю, вы плотно заняты установлением личности второй жертвы, но хочу озадачить вас еще одним поручением.

– Хорошо, шеф, займусь, – сказала Мария без особого энтузиазма в голосе.

Вернер Мейер вопреки ожиданиям Фабеля не обрадовался тому, что эта работа не пала на него. Он насупился – его явно задело, что Мария опять получила важное задание. Ревнует! Впрочем, сейчас Фабелю было не до нюансов отношений в следственной бригаде.

– Вернер, вы проработайте профессиональные контакты Ангелики Блюм, – велел он. – Над чем она работала в последнее время, на чью мозоль могла наступить. А мы тем временем проверим, не видел ли нашего голубчика еще кто-нибудь.

Тут опять заговорил Браунер:

– Йен, мы, кстати, обнаружили отпечатки пальцев, не принадлежащие хозяйке квартиры.

Фабель вопросительно вскинул брови.

– Не спешите радоваться, – сказал Браунер. – Эти отпечатки повсюду в квартире – некоторые старые и нечеткие, но я полагаю, что они принадлежат одному и тому же человеку. Некто в прошлом какое-то время жил или часто бывал в квартире фрау Блюм. Вряд ли это наш преступник.

Фабель ощутил разочарование и усталость – похоже, свет в конце туннеля ему только померещился. Выброс в кровь адреналина закончился, и настроение вернулось к будничному. Фабель побрел обратно в комнату, где лежал труп хозяйки квартиры.

Тело уже упаковали в мешок. У Фабеля было тяжело на душе: эта женщина так упрямо старалась поговорить с ним, а он, дурак, считал свое расследование важнее трепа с прессой. И вот, пожалуйста, теперь он должен расследовать и ее смерть. Строго говоря, он, конечно, не виноват… Хотя, по большому счету, виноват – ужасно.

Обращаясь к женщине, которая уже не могла его слышать, он пробормотал:

– Ладно, фрау Блюм, придется мне так или иначе узнать, что вы мне, черт возьми, хотели рассказать.

Пятнадцать лет просидев на героине, Ханзи Краус превратился в ходячий скелет – одни кости, туго обтянутые мешком из серой сухой кожи. Глаза, в детстве и юности синие, преждевременно выцвели и помутнели. Сгорбленный карлик с уродливым личиком – одна ручонка под затылком, другая с сигаретой у тонюсеньких губ – лежал сейчас в пустом заброшенном доме на грязном матраце, от которого поднимался такой крепкий дух, что любого постороннего тут же вывернуло бы наизнанку. Однако Ханзи это было нипочем – его собственный запах не отличался от запаха матраца.