Кристофер Райх - Клуб патриотов

— Связано. Мне кажется, раскрытие трех убийств зависит от того, что ты сейчас найдешь.

Вики тут же отложила сумочку и села за ближайший компьютер.

— Фамилия? — спросила она, когда компьютер загрузился.

— Гилфойл, детектив Франсуа Дж., вышел в отставку в тысяча девятьсот восьмидесятом году.

Стереть свое имя из дела Гилфойл, конечно, мог, но Франсискас готов был поспорить, что он не станет отказываться от своей пенсии. Невозможно представить себе полицейского, который отказался бы от правительственных выплат.

Вики бросила на него взгляд через плечо:

— Придется немножко подождать: я должна сделать срочный запрос в центр. Поздновато уже, они могли уйти.

— Остается только надеяться. — Он поднял картонную коробку. — Успеваешь в театр?

— Посмотрим, как получится.

— Я твой должник, — сказал Франсискас.

В полиции Нью-Йорка служили пятьдесят тысяч человек — целая армия. Но только двое из девяти сотрудников носили военную форму и оружие. Семь других занимались делопроизводством, которое сопутствовало оперативной работе. В дверях он обернулся.

— Вик?

— Да?

— А он хороший парень?

— Нормальный.

— А как зовут?

— Как мама назвала, так и зовут.

— И ты… он тебе нравится?

Уперев руки в бока, Вики Васкес выразительно вздохнула:

— Иди и не мешай работать.

Франсискас потащил коробку Ковача по коридору и водрузил на свой письменный стол. В участке было пусто, и это естественно. Детективы зарабатывали свой хлеб на улице, а не у телевизора. Из-под картонного днища коробки выглядывали какие-то бумаги. На верхнем листке Франсискас прочел: «Заявление о выходе на пенсию по состоянию здо…» Еще лейтенант приложил записку с фамилией и телефоном кардиолога. Вытащив бумаги из-под коробки, Франсискас запихнул их в ящик письменного стола и огляделся. В офисе лейтенанта было темно. Часы показывали 17:05. Не в первый раз Франсискас задерживался на работе, копаясь в документах. Стоя, он одну за другой начал извлекать из коробки папки Тео Ковача. Через несколько минут на столе образовалась стопка сантиметров двадцать пять высотой. Большую часть материалов составляли статьи о взрыве в «Гардиан Майкросистемс», убийстве двоих полицейских и последовавшей затем осаде дома Бернстайна. Франсискас сосредоточился на последнем — убийстве профессора Дэвида Бернстайна и побеге его гражданской жены Бобби Стиллман.

Он быстро обнаружил в изложении событий несколько явных несоответствий: где-то говорилось, что из дома стреляли, где-то говорилось, что нет. Полиция заметила в доме несколько подозреваемых. И тут же — полиция считает, что Бернстайн был один и сам застрелил двоих полицейских. В другой статье рассказывали, что у него был сообщник. Но все газеты единодушно заявляли, что второй набор отпечатков пальцев на его пистолете принадлежит Бобби Стиллман. Тео Ковач считал по-другому. И если верить его жене, это стоило ему жизни.

На дне коробки Франсискас заметил коричневую папку, похожую на ту, в которой обычно складывают материалы дела, и, открыв ее, стал внимательно искать листы с отпечатками пальцев. Отпечатки Бернстайна были на месте, но больше ничего. Ни отпечатков Бобби Стиллман, о которых так кричали самые разные газеты, ни отпечатков того третьего человека, о котором знал лишь Тео Ковач.

Из полицейского протокола следовало, что, как только отряд спецназа окружил дом, преступник по имени Дэвид Бернстайн сразу открыл огонь. И тогда же полиция заметила присутствие в доме еще одного лица.

Разбирая кипу интервью и заявлений, Франсискас думал о Томасе Болдене. Сейчас в связи с убийством Сола Вайса его искало полгорода. Управление полиции факсом разослало в полицейские участки его фотографию, с тем чтобы ее размножили и выдали всем патрульным. Но Франсискаса провести было трудно. Во-первых, запись с камеры была нечеткая. Больше смахивало на несчастный случай. Во-вторых, он не забыл про инцидент, когда того задержанного со свернутой челюстью отпустили из штаб-квартиры нью-йоркской полиции на все четыре стороны. И в-третьих, поражала скорость распространения фотографии Болдена: сейчас в городе ее можно было встретить буквально на каждом шагу. И все это из-за непредумышленного убийства? Тут сильно тянуло политикой или чем-то похуже. В общем, Джону Франсискасу хотелось знать, почему детектив в отставке Франсуа Гилфойл с пристрастием допрашивал Томаса Болдена по поводу Бобби Стиллман, проходившей по делу двадцатипятилетней давности.