Джудит Гулд - Навсегда

Легкое жужжание мотора прервало ее раздумья. Она обернулась. К ней приближалась бабушка Заза в своем кресле. Умело маневрируя, она подъехала к Стефани и поставила кресло на тормоз.

— Надеюсь, я не побеспокою вас? — спросила Заза, заглядывая Стефани в лицо.

Стефани покачала головой.

— Нет, конечно нет.

— Вы очень милая женщина. Я рада, что вы решили ехать с нами в Бразилию. Вы знаете, я оказалась права. Я с самого начала подумала, что вы с Эдуардо — хорошая пара.

Стефани вяло улыбнулась.

— Хотелось бы верить.

— Я уверена в этом.

Заза восседала на кресле, как на троне. Наклон ее головы, царственный профиль, величественная посадка, ее руки, возложенные на мягкие подлокотники, — весь облик вызывал в памяти картины давно ушедших времен.

— Вы ведь часто сюда приходите, не так ли? — спросила Заза. — И всегда ночью.

— Вы очень хорошо информированы, — с удивлением ответила Стефани.

— Просто я умею замечать, что происходит вокруг. — Старушка рассмеялась. — В этом кресле очень тихий мотор. Поэтому я могу передвигаться бесшумно. Кроме того, с возрастом обнаруживаешь, что тебе нужно совсем немного сна. Так что я разъезжаю по коридорам и палубам и наблюдаю. Вы знаете, я сама часто сюда приезжаю, когда мне нужно кое-что обдумать. Это место располагает к размышлениям.

— Да, — согласилась Стефани, — это так. Какое-то время они обе молча смотрели на темное море, занятые каждая своими собственными мыслями.

Потом Заза объехала Стефани и остановилась прямо напротив нее.

— Дорогая. — Она обеими руками взяла руку Стефани. — Если вы волнуетесь по поводу Эдуардо или приезда в Бразилию — не стоит. Вы уже любите Эдуардо. Вы полюбите и Бразилию, когда мы туда приедем.

Стефани улыбнулась.

— У вас так просто все получается!

— А это и есть просто! Молодые всегда все усложняют, изобретают какие-то непреодолимые препятствия. Вот доживете до моего возраста, тогда и поймете, что во всем мире есть только три-четыре вещи, которые действительно стоят волнений.

— Три-четыре? — удивленно переспросила Стефани. — И все?

— Да. И все. Остальное — яйца выеденного не стоит. — Заза улыбнулась и выпустила руку Стефани. — Ну ладно, мне пора. Спокойной ночи, дорогая. — Она развернула кресло и, уже отъехав, обернулась к Стефани: — И постарайтесь заснуть. Если вас что-то беспокоит, всегда помните: утро вечера мудренее.

Стефани улыбнулась.

— Запомню, — пообещала она.

Заза помахала ей рукой и отъехала. Когда звук мотора затих, Стефани опять уставилась в темную поверхность моря.

«Может быть, Заза и права , — подумала она. — Может, действительно, утром все предстанет в другом свете?»

Потому что она знала точно: где-то там, за этим темным горизонтом, за огромной яхтой неотступно следует Джонни.

«Следует за мной. Но скоро ты лишишься меня, мальчик. Завтра мы отправляемся в Бразилию, и ты потеряешь мой след. И тогда у меня останется меньше поводов для беспокойства».

На следующий день Стефани ощутила, с какой безмолвной, почти таинственной легкостью путешествуют де Вейга. Ей казалось, что она наблюдает за каким-то огромным работающим механизмом.

Вернувшись к себе в комнату после завтрака, она обнаружила, что ее вещи уже упакованы. Всю жизнь бронирование и покупка авиабилетов, упаковка багажа были для нее неким важным ритуалом. Кроме того, все предотъездные хлопоты представляли собой приятное промежуточное состояние, когда ты уже покидаешь одно место, но еще не прибыл в другое.

Теперь же, когда обо всем заботились какие-то невидимые слуги, она чувствовала себя обделенной. Пришло в голову сравнение с осенним листком, хрупким и нежным, вынужденным подчиняться неодолимой воле ветра. Ей было как-то неуютно ощущать себя таким листком. Однако образ не отступал.

Еще острее Стефани почувствовала, что не принадлежит себе, когда к ней явился полковник Валерио, чтобы забрать ее паспорт.

— Я всегда заранее улаживаю все дела с паспортным контролем и таможней, — объяснил полковник. — Это позволяет нам взлетать сразу же, как только мы садимся в самолет.

Стефани не хотелось расставаться с паспортом: ведь это была единственная ниточка, которая еще как-то связывала ее со свободной жизнью. Но выбора не было, пришлось подчиниться.

Засунув паспорт в карман, полковник произнес:

— Спасибо, мадам. Мы вылетаем точно в пятнадцать ноль-ноль.

Его каменное лицо не выражало ничего, только две маленькие Стефани отражались в зеркальных очках. По-военному развернувшись, он вышел.