Аллан Фоллсом - День исповеди

— Мистер Аддисон, вашему брату необходимы жидкость и пища, причем чем скорее, тем лучше.

К этому времени уже почти стемнело, и они ясно видели вдали свет фар машин, проезжавших по шоссе на Белладжио. Если свернуть к югу, то они проедут вдоль озера в сторону Комо, куда и намеревался отправиться Гарри. Далеко ли дотуда, сколько городов им нужно преодолеть по пути, не знал ни он сам, ни Елена.

— А что, церковь еще практикует милосердие? — вдруг спросил Гарри, вспомнив, что храмы различных религий на протяжении многих столетий считались убежищами для гонимых и преследуемых.

— Я не знаю, мистер Аддисон…

— Но согласятся они нам помочь? По крайней мере, приютить на ночь?

— В Белладжио. Возле верха лестницы… Там церковь Святой Клары. Я запомнила ее, потому что она францисканская, а я сама принадлежу к конгрегации сестер-францисканок… Если где-нибудь нам и согласятся помочь, так это там.

— Белладжио…

Гарри очень не понравилось ее предложение. Слишком уж это было опасно. Лучше попытать счастья и поехать в южном направлении вдоль озера — вдруг там еще нет полиции.

— Мистер Аддисон, — негромко сказала Елена, глядя на Дэнни, как будто она точно знала, о чем Гарри подумал, — у нас нет времени.

Гарри тоже взглянул на брата. Тот спал, бессильно уронив голову на грудь. Значит, Белладжио… Елена была права — времени у них не было.

Подняв облако пыли, на несколько секунд затмившей свет посадочных огней, вертолет приземлился на подъездную дорожку перед виллой Лоренци.

Пригибаясь, Роскани выбежал из-под продолжавших вращаться лопастей несущего винта, прошел по газону и оказался в прокуренном хаосе командного пункта, который он устроил в огромном бальном зале покойного Эроса Барбу. Сейчас можно было подумать, что это сверкающее позолотой и полировкой, озаренное множеством роскошных канделябров помещение оказалось во власти армии захватчиков, и эта мысль была бы очень близка к истине.

Пройдя среди шумной толпы и успев ответить на множество посыпавшихся с разных сторон вопросов, он остановился перед висевшей на стене огромной картой, на которой крошечными итальянскими флажками были отмечены контрольные пункты, и, как и совсем недавно, спросил себя, а не является ли то, чем они занимаются, при всей своей видимой необходимости, слишком большим, слишком шумным и слишком громоздким делом. Они представляли собой армию и потому были вынуждены мыслить и действовать по-армейски и подчиняться тем ограничениям, которые накладывает использование крупных сил, тогда как те, за кем они гонялись, были, в общем-то, партизанами и обладали гораздо большей свободой действий и возможностью для непредсказуемых решений.

Войдя в небольшой кабинет через дверь в дальнем конце бального зала, он закрыл за собой дверь и сел в кресло. Ему предстояло ответить на три телефонных звонка — от Тальи из Рима, от Фарела из Ватикана и от собственной жены из дома.

Прежде всего он позвонит жене. Затем Талье и уж в самую последнюю очередь — Фарелу. После этого он на двадцать минут закроется от всех. Это время потребуется ему для себя самого. Для assoluta tranquillita. Столь необходимой ему полнейшей отрешенности. Успокоиться и подумать. А потом спокойно взяться за информацию, полученную от Интерпола, и посмотреть, не найдется ли на этих страницах чего-то такого, что поможет ему установить личность блондина.

Сидя за туалетным столиком в номере, Томас Добряк разглядывал себя в зеркале. Глубокие царапины на щеке, оставленные ногтями Марты, он промыл перекисью водорода и дал им хорошо подсохнуть, чтобы можно было нанести грим, который сделает их совершенно незаметными.

Он вернулся в гостиницу незадолго до пяти часов дня, удачно проголосовав на дороге двоим англичанам-студентам, путешествовавшим по Италии во время каникул. Сказал им, что поссорился со своей подружкой, она набросилась на него, расцарапала ему лицо, и он попросту взял и ушел — сегодня же ночью вернется домой, в Голландию, а она может катиться ко всем чертям. За полмили до полицейского поста он попросил их остановиться, сказав, что никак не может успокоиться и, пожалуй, прогуляется еще немного пешком. Когда же студенты покатили дальше, он сошел с дороги, пересек поле и, укрываясь под деревьями, обогнул заставу. Оттуда до Белладжио оставалось всего минут двадцать ходу.

В гостиницу он вошел с черного хода, поднялся по запасной лестнице к себе в номер и, позвонив в расчетный стол, сообщил, что выписывается, уезжает завтра рано утром, и попросил, чтобы оставшуюся задолженность вычли у него с кредитной карты, а счет отправили ему домой, в Амстердам. После этого он посмотрел на себя в зеркало и решил, что ему нужно вымыться и изменить внешность. Чем и занялся.