Хеннинг Манкелль
Мозг Кеннеди
Посвящается Эллен и Ингмару
Поражение нельзя зарывать в землю, его необходимо выставлять напоказ, ибо только благодаря поражениям человек становится человеком. Тот, кто не понимает своих поражений, ничего не сумеет привнести в будущее.
Аксель Сандемусе
Катастрофа разразилась осенью, без всякого предупреждения. Не отбрасывая тени, она надвинулась совершенно бесшумно. Луиза Кантор понятия не имела, что происходит.
Ее будто подстерегли в темном переулке. Но, откровенно говоря, просто вынудили оторваться от руин и погрузиться в реальность, которая, в общем-то, была ей безразлична. С силой швырнули в мир, где никого особенно не интересовали раскопки греческих захоронений бронзового века.
Луиза жила, глубоко зарывшись в пыльные глинистые ямы или склонившись над растрескавшимися вазами и пытаясь собрать осколки в единое целое. Она любила свои руины, не замечая, что мир вокруг нее рушится. Она, археолог, из прошлого подошла к краю могилы, у которой и помыслить себе не могла когда-нибудь оказаться.
Ничто не предвещало беды. У трагедии вырвали язык, и она не успела предостеречь Луизу.
Вечером накануне того дня, когда Луизе Кантор предстояло отправиться в Швецию на семинар, посвященный раскопкам захоронений бронзового века, она в ванной комнате глубоко порезала ногу о глиняный черепок. Из раны на пол хлынула кровь, от вида которой ее затошнило. Черепок был V века до Рождества Христова.
Луиза Кантор находилась в Арголиде на Пелопоннесе, стоял сентябрь, полевой сезон заканчивался. Она уже чувствовала слабые порывы ветра, предвещавшие скорые зимние холода. Сухая жара, пропитанная запахами коринки и тимьяна, спадала.
Луиза остановила кровотечение и наложила пластырь. В голове вихрем пронеслось воспоминание.
Ржавый гвоздь вонзился ей в пятку правой ноги, не той, что она поранила сейчас. Ей было пять или шесть лет. Гвоздь прорвал кожу и мясо, точно ее, Луизу, насадили на кол. Она заорала от ужаса и подумала, что теперь испытывает такие же муки, как человек, висевший на кресте в церкви, где она иногда в одиночестве играла в свои страшилки.
«Нас раздирают эти острые колья, — размышляла она, вытирая кровь с потрескавшегося кафельного пола. — Женщина всегда живет рядом с этими кольями, которые стремятся разрушить то, что она пытается защитить».
Луиза проковыляла в ту часть дома, где располагались ее кабинет и спальня. В углу стояла скрипучая качалка, возле нее — проигрыватель. Качалку ей подарил старик Леандр, ночной сторож. Когда в 1930-е годы в Арголиде, возле городка Аргос, начались шведские раскопки, Леандр — бедный, но любопытный ребенок — всегда крутился рядом. Теперь он, ночной сторож, спал тяжелым сном ночи напролет у холма Мастос. Но все, кто принимал участие в раскопках, защищали его. Леандр был их ангелом-хранителем. Без него все будущие средства, выделяемые на дальнейшие раскопки, оказались бы под угрозой. На старости лет Леандр по праву превратился в беззубого и порой довольно замызганного ангела-хранителя.
Усевшись в качалку, Луиза Кантор разглядывала пораненную ногу. Мысль о Леандре вызвала у нее улыбку. Большинство шведских археологов — откровенные безбожники — считали любые властные органы лишь препятствием продолжению раскопок. Никакие боги, давно уже утратившие всякое значение, не могли повлиять на далекие шведские власти, принимавшие решение либо о выделении, либо об отказе о выделении денег на покрытие расходов различных археологических экспедиций. Бюрократия представляла собой туннель, где имелись входы и выходы, а между ними зияла пустота, и решения, которые в конце концов сваливались в нагретые греческие раскопы, зачастую понять было затруднительно.
«Археолог всегда копает, надеясь на двоякую милость, — думала Луиза. — Мы никогда не знаем, найдем ли то, что ищем, или ищем то, что хотим найти. Если нам повезло, значит, нам оказали великую милость. В то же время мы не ведаем, получим ли разрешение и деньги, чтобы продолжить погружение в изумительный мир руин, или вымя внезапно откажется давать молоко».
Рассматривать принимающие решения инстанции как коров с капризным выменем было личным вкладом Луизы в археологический жаргон.
Она посмотрела на часы. В Греции четверть девятого, в Швеции на час меньше. Она потянулась за телефоном, набрала стокгольмский номер сына.
Читать дальше