Хеннинг Манкелль: Мозг Кеннеди

Арон разрушил ее жизнь, как внезапное извержение вулкана разрушало селение, человека или вазу. Нередко, склонившись над черепками и стараясь представить себе не поддающееся реставрации целое, она думала о себе самой. Арон не только вдребезги разбил ее жизнь, вдобавок он спрятал часть осколков, чтобы ей было труднее воссоздать себя как личность, как человека и археолога.

Арон покинул ее без предупреждения, оставил лишь несколько небрежно нацарапанных строк, извещавших, что их браку пришел конец, он больше не в силах терпеть, просил прощения и выражал надежду, что она не восстановит против него их сына.

Потом он не давал о себе знать целых семь месяцев. Наконец пришло письмо, отправленное из Венеции. По почерку она поняла, что, сочиняя это послание, Арон был пьян, находился в одном из своих знаменитых запоев, в какие иногда бросался с головой, запоев со взлетами и падениями, продолжавшихся порой больше недели. Сейчас он писал ей, преисполненный жалостью к себе и раскаянием, спрашивал, нельзя ли ему вернуться. Только тогда, сидя с заляпанным винными пятнами письмом в руках, она осознала, что все действительно кончено. Ей и хотелось, и не хотелось, чтобы он вернулся, но рисковать она не могла, ибо знала, что он вновь разобьет ее жизнь. Человек способен восстать из руин один раз, думала она. Но не дважды, это уже чересчур. А потому ответила, что их браку пришел конец. Хенрик никуда не делся, и им двоим предстояло выяснить, как они будут общаться в дальнейшем, она не собирается становиться между ними.

Прошел почти год, прежде чем Арон снова напомнил о себе. На сей раз по телефону, с постоянными помехами, из Ньюфаундленда, где укрылся с группкой таких же компьютерщиков и организовал что-то вроде сектантской компьютерной сети. Он туманно заявил, что они изучают, как будут работать будущие архивы, когда весь накопленный человечеством опыт превратится в единицы и нули. Микрофильмы и хранилища более не имеют значения для такого опыта. Теперь только компьютеры гарантируют человеку в определенном возрасте, что он не оставит после себя пустоты. Но разве можно гарантировать, что компьютеры в нашем волшебном полумире не начнут сами создавать и сохранять свой собственный опыт? Телефонная связь то и дело прерывалась, Луиза мало что поняла из его рассуждений, но он, по крайней мере, не был пьян и полон жалости к себе.

Он просил прислать ему литографию коршуна, напавшего на голубя, они купили ее, когда в первые месяцы совместной жизни случайно зашли в художественную галерею. Через неделю или две Луиза послала ему литографию. Приблизительно тогда же она поняла, что он, пусть тайком, возобновил отношения с сыном.

Арон по-прежнему стоял у нее на пути. Временами она начинала сомневаться, что когда-нибудь сумеет стереть из памяти его лицо и освободиться от той мерки, какой мерила других мужчин, в результате чего над ними рано или поздно вершился суд и они исчезали.

Она набрала номер Хенрика. Каждый раз, когда давали о себе знать болячки, связанные с Ароном, Луизе было необходимо услышать голос Хенрика, чтобы не впасть в отчаяние. Но отозвался снова автоответчик, и она сообщила, что до приезда в Висбю больше звонить не будет.

Когда сын не отвечал, ее обычно охватывала какая-то детская тревога. На секунду в голове мелькали мысли о несчастных случаях, пожарах, болезнях. Потом она успокаивалась. Хенрик был осторожен, не склонен к ненужным рискам, хотя много путешествовал в поисках неизведанного.

Луиза вышла во двор и закурила. Из дома Мицоса доносился мужской смех. Смеялся Панайотис, старший брат Мицоса. Панайотис, к досаде всей семьи, выиграл деньги в футбольную лотерею и тем самым создал бессовестные финансовые предпосылки для своего легкомысленного образа жизни. Она улыбнулась, вспомнив его, вдохнула дым и рассеянно решила, что бросит курить, когда ей стукнет шестьдесят.

Она стояла одна в темноте, теплый вечер, никаких холодных порывов ветра. «Я приехала сюда, — размышляла она. — Из Свега и меланхоличного ландшафта Херьедалена в Грецию, к захоронениям бронзового века. Из снега и морозов в теплые, сухие оливковые рощи».

Погасив сигарету, Луиза вернулась в дом. Нога болела. Она нерешительно замерла, не зная, что делать. Потом еще раз позвонила Василису. Линия была свободна, но трубку никто не снял.

Лицо Василиса в ее сознании тут же слилось с лицом Арона.

Василис обманул ев, он считает ее частью своей жизни, без которой можно обойтись.