Пол Кристофер - Тень Микеланджело

Бертолио напряженно сидел на корме, вцепившись обеими руками в планширы и испытывая все более сильную тошноту по мере того, как они удалялись от пирса. На дне лодки стояло большое ведро, наполненное чем-то бурым и студенистым. Содержимое ведра воняло так мерзостно, что майора замутило еще пуще.

— Головы моллюсков, — пояснил старик. — Когда у них дело к нересту, они, стало быть, поднимаются на поверхность, позабыв обо всем, и мы их отлавливаем. Главное — обезглавить их прежде, чем они успеют извергнуть молоки, а потом выдержать на солнце денек-другой. Лучшая наживка, какая может быть.

Бертолио промолчал, глядя на приближающийся монастырь. То было длинное низкое здание, построенное так, словно оно вырастало из скалистого основания, являясь его естественным продолжением. Позади поднимался крутой травянистый склон, а за оградой (как показалось майору, кованной из железа и окрашенной в белый цвет) под сенью нескольких чахлых оливковых деревьев находилось маленькое кладбище с редко разбросанными непритязательными надгробиями и крестами.

Ловко подгребая правым веслом, старик обогнул несколько высоких шестов, отмечавших ловушки, расставленные в расчете на заплывавшие туда при высоком приливе косяки сардин и сельди, а потом направился прямо к маленькой монастырской пристани. При их приближении из парадной двери появилась худощавая пожилая женщина в темно-синем платье и белом апостольнике, окаймлявшем узкое лицо, и спустилась к пристани. Она стояла там, пряча руки в рукавах, и спокойно поджидала, когда приблизится Бертолио. На какой-то момент он вдруг почувствовал себя испуганным и пристыженным, как в детстве, когда существа подобного рода были центром его вселенной и правили ею с помощью прута из боярышника. Это ощущение вкупе с брожением в желудке едва его не доконало: когда он выбрался на маленький причал, ему было совсем тошно. Женщина окинула его пристальным взглядом, не сказав ни слова, повернулась и направилась обратно к монастырю. Бертолио последовал за ней по пятам и через несколько мгновений вступил в прохладу каменного строения.

Внутри царил сумрак. Искусственного освещения здесь, похоже, не было, и майору пришлось прищуриться. Старая монахиня пересекла простой, ничем не украшенный вестибюль и свернула в помещение, видимо служившее здесь чем-то вроде приемной. Там имелось несколько полок с книгами, большой дощатый стол, несколько стульев и камин. Единственное окошко было закрыто жалюзи. Бертолио заглянул в щель между ними и посмотрел вниз, на узкую полоску берега и причал. Старый рыбак исчез, его лодка виднелась в заливе на полпути к материку.

— Caccati in mano е prenditi a schiaffi! — выругался Бертолио, в сердцах стукнув кулаком по ладони.

— Вы что-то сказали, майор?

Из теней за камином выступила низенькая монахиня лет сорока с приятным лицом. В отличие от пожилой сестры, которая привела его сюда, эта монахиня носила на необъятной талии тяжелый пояс из резных деревянных четок, а с ее шеи свисал на цепочке большой металлический крест, разделяя большие отвислые груди.

— Ничего я не говорил, — буркнул Бертолио. — Кто вы такая? — грубовато спросил он, выставив подбородок в непроизвольной попытке подражать великому дуче.

— Я мать настоятельница, сестра Бенедетта. А вы, наверное, тот человек, о приезде которого нас предупреждали.

— Майор Тиберио Бертолио, Шестой МВСН дивизион Тевере, — выпалил Бертолио.

— Я ожидала человека из тайной полиции, — сказала сестра Бенедетта.

— В Италии нет тайной полиции, — возразил Бертолио.

— Стало быть, вас здесь нет, майор, — промолвила монахиня с усталой улыбкой. — Вы не более чем игра моего воображения. И то сказать, немецкого гестапо вполне достаточно для обеих стран.

— Я пришел за ребенком, — заявил Бертолио. Он извлек из кармана мундира небольшой пакет, скрепленный печатью с изображением скрещенных ключей и тиары, официальной печатью Ватикана.

— У вас влиятельные друзья, — заметила сестра Бенедетта, поддевая коротким пухлым указательным пальцем печать и вскрывая пакет.

В нем находилось свидетельство о рождении и проездные документы с визами и печатями Ватикана, правительства Швейцарии и нацистской иммиграционной службы. Имелся и второй комплект документов — на безымянного взрослого, который будет сопровождать ребенка.

— Эти документы выписаны на имя Фредерико Ботте, — сказала мать настоятельница.

— Это имя ребенка.