Джеймс Паттерсон - Четвертое июля

— И потом разорвать ее на мелкие кусочки вместе с прочей журналистской братией? — хмыкнула Юки.

— Вот именно.

— Не бойтесь, я сумею о ней позаботиться, — заверила мой адвокат. — Схватка будет жаркой, это точно, но мы выиграем ее.

Все четверо, точно по команде, скрестили руки над столиком.

— Вперед, к победе! — проскандировала я.

Мы облегченно рассмеялись, и Юки, сняв пиджак, покосилась на «Маргариту», которую Клэр налила всем, кроме меня.

— Ни разу не пробовала, — протянула она с сомнением.

— Самое время, мисс Советчик, — улыбнулась Клэр. — Только пей медленно и со вкусом, ладно? А теперь, — продолжила она, — расскажи нам о себе. С самого начала.

— Ладно, тогда как насчет моего имени? — спросила Юки, облизав с губ соль. — Вы должны знать, что японцы и итальянцы — как лед и пламя. Возьмем, например, еду: если у одних сырые кальмары с рисом, то у других — спагетти и мидии под луковым соусом! — Ее смех зазвенел как колокольчик. — Когда моя мама, скромная, миниатюрная японка, встретилась на вечеринке с моим будущим папой, огромным и страстным итало-американцем, это было чистой воды волшебство. И вот представьте, — Юки выстреливала в нас сотней слов в минуту, — мой папа ей говорит: «Давай поженимся, пока мы еще влюблены друг в друга». Что они и сделали через три недели после первой встречи! А я появилась девять месяцев спустя.

Юки объяснила, что в консервативных японских семьях до сих пор существует предубеждение против смешанных браков, и ее родителям пришлось переехать в Калифорнию, когда ей исполнилось шесть лет. Но позже она часто вспоминала, что ей пришлось пережить в первые годы в школе, где местные дети издевались над полукровкой.

— Я решила стать адвокатом, увидев по телевизору Перри Мейсона, — со смехом заявила Юки. — На юрфаке у меня были одни пятерки — я не хвастаюсь, просто хочу, чтобы вы знали, — и после университета меня сразу взяли в «Даффи и Роджерс». Мне кажется, мотивация — главный двигатель наших успехов, так что вы должны меня понять. Я всегда старалась доказать себе что-то и никогда не останавливалась на достигнутом. Просто хорошего мне недостаточно. Я хочу быть лучшей. Что до вашей подруги, — а теперь и моей тоже, — то уверена, что Линдси невиновна. И я намерена это доказать.

Хотя Юки предупреждала меня насчет ажиотажа в прессе, то, что я увидела на следующее утро перед зданием суда, повергло меня в шок. Прилегающие улочки были забиты передвижными телестанциями и спутниковыми тарелками, а густая толпа зевак окружала их с четырех сторон, словно враждебная стена, блокируя все подходы к мэрии.

Я оставила машину в гараже на Ван-Несс-стрит, в трех кварталах от суда, и попыталась пробраться к месту пешком. Не тут-то было. Репортеры сразу заметили меня и бросились наперерез, тыча в лицо микрофонами и камерами и забрасывая вопросами, из которых я едва понимала половину.

Толкотня и давка, громкие вопли, обвинения, дикий шум толпы — от всего этого голова пошла кругом. Меня захлестнули горечь и обида. Какого черта, ведь я хороший коп! Почему все эти люди, которых я всегда защищала, теперь накинулись на меня?

Вик Смит из КОРН-ТВ знал меня по громкому процессу Грязной Гарриет: толстый коротышка с железной хваткой ловко выпытывал у людей подноготную, успевая выпотрошить их прежде, чем они что-нибудь заметят. Один раз Вик брал у меня интервью, и я хорошо знала его манеру, поэтому, когда он вкрадчиво спросил: «Вы обвиняете Кэйботов в том, что они заварили всю эту кашу?» — я едва не сорвалась.

Я уже хотела подкинуть ему пару злобных реплик для шестичасового блока новостей, когда кто-то крепко схватил меня за руку. Я дернулась и увидела своего друга-полицейского.

— Конклин! — выдохнула я. — Слава Богу.

— Давай за мной! — бросил он, потащив меня сквозь толпу к линии оцепления, где полиция расчистила узкий проход к подъезду.

Через минуту меня окружили дружеские рукопожатия, кивки и ободряющие возгласы, которые подняли мне настроение.

— Мы с тобой, Линдси!

— Держись, лейтенант!

На ступеньках подъезда я заметила Юки и поспешила к ней. Конклин передал меня адвокату, и мы дружно надавили на массивную дверь подъезда. Поднявшись по мраморной лестнице на второй этаж, мы вошли в красивый и просторный зал, обшитый вишневыми панелями.

Все головы повернулись в нашу сторону. Расправив свежевыглаженный воротник, я пригладила волосы и прошествовала вместе с Юки по ковру к столику защиты. Небольшая передышка помогла мне привести себя в порядок, но внутри меня все еще кипело.