Татьяна Русуберг: Джек на Луне [СИ]

- Почему ты не помог брату? – спокойно спросил я. Джейкоб показал мне ответ, но мне хотелось, чтобы отчим сказал это сам.

- А почему я должен был спасать этого маленького похотливого гавнюка?! – старая ненависть, по ходу, все еще кипела в Себастиане. Морда налилась кровью, он шипел и плевался слюной вперемежку с соплями. – Папа всегда больше любил его, всегда! Что бы я ни делал, как бы ни старался угодить, все было не так. У Лукаса все получалось лучше. Если я плакал, мне доставались только насмешки и затрещины. Если ревел Лукас, папа покупал ему подарки и сладости. Младший брат бегал быстрее, забивал больше голов, успевал в школе, с первой попытки разводил костер...

А потом случилось это. Папа подарил Лукасу телескоп на день рождения. Астрономией мы увлекались вместе, а телескоп получил чертов Лукас! Да еще с дарственной надписью! Папа знал, что я всегда мечтал о таком, а подарил его сопляку, который младше меня на полтора года! Брату он и не нужен был особенно. Это мелкое дерьмо возилось с ним больше, чтобы досадить мне. Так я думал сначала. Но в тот день, на плоту, Лукас рассказал мне, какие звезды он рассматривает с отцом на башне. А я... я ведь думал, что хоть в чем-то особенный! Что папа выбрал меня, потому что именно меня любит по-настоящему... – Сева всхлипнул в голос, и вдруг глухо зарычал. - И тут этот сопляк заявляет: папочка всегда говорит, что я трахаюсь лучше тебя! Тогда я ответил: «Зато я плаваю лучше!» И толкнул его в воду...

Себастиан дернулся, будто повторял то движение, сделанное так много лет назад, и стоившее другому ребенку жизни.

- Сколько ему было тогда? – я серьезно раздумывал, не стоит ли мне снова нарушить свое обещание: оттяпать отчиму хозяйство и оставить ублюдка истекать кровью. – Четырнадцать?

- Откуда... – Сева удивленно хрюкнул, глотая сопли, - откуда ты знаешь?

- Прочитал гравировку на телескопе, - объяснил я. – Поэтому ты подарил его Джейкобу на четырнадцатилетние? А надпись сделал на книге, потому что на телескопе уже была одна? Интересно, своему ангелу ты тоже врал, что твой педофильский папочка подарил игрушку тебе?

Сева задергался в веревках, заревел почти невнятно от ярости:

- Не смей так говорить о моем отце!

Тогда я пересел ему на спину и вырезал там ”N”.

- Так ты угадал слово, сволочь? – спросил я, когда Сева отвизжался. – Не понимаю, что ты там скулишь. И вообще, побереги голос – я еще только начал. Ах, ты хочешь, чтобы я закончил? Тогда скажи, что случилось с Джейкобом.

Тут Сева заканючил, что ему плохо, что он скоро помрет от потери крови, что у него пересохло в горле – короче, пробивал на жалость. Даже просил врача вызвать. Обещал, что никому не скажет, что это я сделал. Мол, навешает полиции, что это грабители его так уделали, когда он им код от сейфа говорить отказался. Значит, у нас дома еще и сейф есть, где деньги лежат? Да, Сева оказался полон сюрпризов.

Ну, открыл я вино, дал ему пососать из горлышка. Думал, отчим разговорчивей станет. Но Сева уперся рогом. Мол, Джейкоб все сделал сам. Выпил снотворное и залез в джакузи, когда дома никого не было. Себастиан его нашел уже мертвым, когда вернулся с работы. Ну и припрятал тело. Испугался, подонок, что все его игры в рыбок и анемонов вскроются. А жене потом сказал, что пацан заходил домой и укатил на велике купаться.

Куда он дел труп, Сева признался не сразу. Пришлось ему последнюю букву нарисовать. Оказалось, действительно утопил. Только совсем не в нашем озере. Не удивительно, что водолазы ничего не нашли.

Я посидел немного, подумал.

- А где, - говорю, - мать Джейкоба? С ней тоже что-то интересное случилось?

- Нет, - Себастиан дышал тяжело, с хрипами. По ходу, еще немного и отключится. А еще рано. – Мы просто развелись, и она уехала. Обратно, в ЮАР.

- Думаю, ты мне врешь, - я потянулся и взял стоявшие на полу перец и соль.

Отчим почувствовал мое движение и попытался скосить глаза себе за спину.

- Джек... Джек, не надо! Пожалуйста! Я сказал правду! Правду-у-у!

Как это там поется в старой песне, которую иногда слушала ма? «Не сыпь мне соль на рану»? Мля, по ходу, это действительно больно. Мне пришлось заклеить отчиму пасть, так он орал. Потом я добавил перцу сверху. Потом смотрел, как он корчится, и писал все это в свою тетрадь.

Когда я закончил, часы Себастиана показывали полпятого утра. Отчим еще был в сознании, но лежал тихо, не дергался. Все тело блестело от пота; он прокладывал светлые дорожки на спине и боках. Мне пришлось сорвать скотч, закрывавший рот. Боялся, что Сева задохнется. Клейкая лента отошла вместе со щетиной, но мужик даже не пикнул. Закалился, видать.