Татьяна Русуберг - Джек на Луне [СИ]

- Нет, - ответил я и посмотрел на профиль отчима, размазанный сумраком салона. Я не знал, чего ожидать от этого человека. Очередной внезапной вспышки ярости или холодной расчетливой мести? Жесткого насилия или угроз и попыток использовать против меня мать? Может, Себастиан вообще решил, что я становлюсь слишком неуправляемым и опасным, вот и смотрит сейчас на дорогу, решая, не прикончить ли меня, как несчастного Джея? Может, зря я не припрятал шприц и наркоз где-то под рукой? Хотя... если Сева вдруг на меня набросится, я и рыпнуться не успею.

Вот так сидел рядом с отчимом и думал обо всем этом как-то отстраненно, словно речь шла не обо мне, а о герое какого-то тупого ужастика. Укокошат его, трахнут или просто изуродуют? В одном я был уверен: что-то должно было случиться. Это молчание должно было чем-то кончиться. Потому что одно я о Себастиане знал точно: он никогда ничего не оставляет безнаказанным. Неправильную профессию мужик себе выбрал: в прокуроры бы ему пойти, а не в адвокаты. С преступностью в стране было бы давно покончено.

До дома я доехал живым. И даже невредимым. Себастиан открыл дверь, пропуская меня в коридор.

- Катюша, - позвал он в гостиную, откуда глухо бормотал по-русски ящик. – Я привез твоего вора.

Так, значит, я теперь вор? По ходу, Сева задумал устроить сцену перед матерью. Для начала. Но она не отвечала, и отчим позвал снова, погромче. Может, заснула у телека? Поздно ведь уже.

Себастиан протопал к дивану, но там ма, по ходу, не оказалось, потому что он повернулся ко мне и ткнул пальцем в ковер:

- Что ты там топчешься? Стой здесь и жди. У матери есть что тебе сказать.

Ну, встал я, где сказано. Жду. Ясно, что Сева ма заранее обработал. Вот только чем она меня может напугать? Да многим, внезапно понял я. Тем, что она больше меня не любит. Что правда считает меня вором и отморозком. Что я ей такой не нужен. Тем, что опять начнет умирать, трястись и за сердце хвататься.

Вижу, Себастиан наверх пошлепал, чего-то там шарится.

- Катюша! – и звуки какие-то невнятные.

И тут в меня как здоровенную сосульку воткнули – прямо в сердце и насквозь. Что, если этот гад с матерью что-то сделал? Что-то такое... непоправимое! Мне назло! Скачу вверх по лестнице, а в башке обрывки мыслей болтаются: если с ма что случится... я же ему с потрохами достанусь... Сева – единственный опекун... нет, только не ма!

Подлетаю к родительской спальне. Дверь нараспашку, Себастиан над мамой стоит с телефоном. Она на кровати в неловкой позе, как будто только что прилегла. Рука свисает, касаясь пола. Мне кажется, она не дышит. На тумбочке рядом знакомый пузырек.

- Что ты с ней сделал?! – ору на Себастиана. – Что ты с ней сделал, сволочь?!

Кидаюсь на него, мы врезаемся в стену, телефон вылетает у него из руки. Он хватает меня в охапку и отшвыривает прочь, как котенка. Я лечу на пол, но тут же вскакиваю на ноги. Бросаюсь на подонка снова:

- Ты убил ее!

На этот раз он почти вырубает меня ударом в живот. Я корчусь на полу у его ног, хватая воздух ртом, как рыбка Немо, которую выбросил на сушу шторм.

- Я вызвал скорую! – орет он. – А убил ее ты! Это из-за тебя ей было так плохо, что она приняла таблетки. Слишком много на этот раз. Разве легко смотреть, как собственный сын болтается черт знает где, врет и ворует машины?! Ворует из дома, чтобы прокатиться с очередной шлюхой!

Потом мимо меня ходили люди в форме со светоотталкивающими полосками, говорили с отчимом, таскали носилки – сначала внутрь, пустые, потом наружу, с мамой, укутанной одеялом. Глаза у нее по-прежнему были закрыты. Мне казалось, что на самом деле меня нет. Что я по ту сторону зеркала. И сколько бы не орал и не стучал в стекло, никто меня не услышит и не увидит.

Я шел за ма до машины, но там чужой человек в полосках остановил меня.

- С нами едет твой отец.

- Тебе лучше остаться дома, Джек. Я тебе позвоню, - Себастиан заботливо взял меня за плечи, сжав пальцы чуть сильнее, чем это было нужно, и отвел в сторону. – Ты будешь ждать меня дома, - прошипел он, и я понял, что возражать бесполезно.

Неоново-желтые дверцы захлопнулись, взвыла сирена – так близко уже второй раз за день – и скорая помощь свернула на подъездную дорожку, хрустя гравием. Я немного постоял, пока синие вспышки совсем не пропали в темноте за деревьями, повернулся и пошел в дом.

Было уже почти полдвенадцатого, когда я подкатил к дому Томаса. Выходящие на улицу окна слепо поблескивали в свете фонаря. Я подъехал к задней калитке. По ходу, Паровозик еще не спал. В его комнате тускло горела лампа.