И уже тогда меня внезапно посетила мысль, что вообще-то я и сам хочу в один прекрасный день стать писателем, и этот педантичный трактат стал для меня словно инструкцией, обязательной к выполнению. Первые строчки и абзацы — от Сартра до Спиллейна — были подвергнуты беспощадному анализу, и хотя теперь, много лет спустя, я не могу вспомнить ни имени этого литературоведа, ни даже названия хотя бы одной просмотренной наугад его книги, я навсегда усвоил тот незабываемый урок: начало книги должно быть уникальным.
Ты должен завладеть читателем и не дать ему отложить книгу.
Ты должен занять все его внимание.
Шокировав его.
Завоевав остроумием.
Удивив его.
Ни один роман не должен начинаться с тупой формы.
Начало — это конец, и самой первой строчкой автор должен подцепить впечатлительного (и чувствующего) читателя на крючок, сразу и навсегда.
Это производит неизгладимое впечатление и, может быть, объясняет, почему так много моих книг начинаются весьма неординарно. Почерк Конрада Корженьовски, я предпочитаю называть это так.
Да, я начинаю романы с непристойностей, с образов, которые заставят тебя дважды задуматься, с описаний, которые необычны, с диалогов, которые с самого начала заинтриговывают. У меня нет стыда. Это моя ниша, и, на данный момент, от меня обычно ждут именно этого.
Но это не роман.
И я не знаю, с чего мне начинать.
Посмотрим.
Атенолол.
Это занимает ваше внимание? Интригует вас?
Нет?
Ну так это и не слово из трех или пяти букв, я понимаю.
И ничего не могу поделать.
Сожалею, что разочаровал вас.
Атенолол, таблетки по 50 миллиграммов.
Принимайте одну таблетку каждое утро. Не прекращайте прием лекарства, пока не получите специальное предписание от вашего лечащего врача.
Написано на аптечном ярлыке.
И может, здесь кроется причина того, почему я решил написать эту книгу.
До этого момента я редко страдал от болезней. Даже обычная простуда обходила меня стороной. Только, время от времени, редкие головные боли. Я не курю и не пью, меня всегда радовало мое почти идеальное пищеварение. Правда, у меня плохое зрение, но оно стало таким несколько десятков лет назад, и мне всегда казалось, что очки делают меня более умным, интересным, интеллигентным — нужное подчеркнуть.
На публике я шутил, что следую правилу жить здесь и сейчас, а расплачиваться за это потом (прямо как главный герой из рассказов старины Джека Тревора, несправедливо игнорируемого писателя, в чем-то повторяющий его характер; мы никогда не встречались, но у нас были общие знакомые), и теперь я испытываю щемящее чувство, что это «потом» наступило. Час расплаты наконец пробил.
Срок страхования моей жизни истек, и я пытаюсь найти ему замену. Мы покупали страховку, и моя жена предложила, чтобы мы включили в нее пункт о тяжелой болезни и степени нетрудоспособности. Тогда я подумал, что она просто проявляет свою обычную ипохондрию, и без особых споров оставил ее разбираться с этим самостоятельно. Черт, мы могли бы хорошо заработать. Мы оба знали, что она, со своей трещащей по швам домашней аптекой, с привычкой бить тревогу из-за каждой болячки, неизбежно переживет меня на много лет. Женщины всегда живут дольше, ведь правда?
Перед подписанием документов та женщина из страховой компании, болтливая, неприятная продавщица в неподходящем платье, попросила измерить наше многоуважаемое кровяное давление, как и было предписано в страховке. Около двенадцати лет я ни разу не посещал доктора, я даже не помнил, что мне когда-то измеряли давление. У меня ведь было превосходное здоровье, ага?
Выяснилось, что у меня запущенный случай артериальной гипертонии.
Так что в страховку пришлось включить пункт об инфаркте или инсульте, и мне настоятельно посоветовали как можно скорее посетить своего терапевта.
Раньше я полагал, что такой весьма спокойный и практичный человек, как я, рассчитывающий на свои силы и не подверженный приступам паники, не говоря уж о стрессах, не имеет абсолютно никакого шанса страдать артериальной гипертонией. Я ошибался.
Я должным образом исследовал предмет. Спокойно, уделив этому свое собственное время. Весь следующий день.
Риск инфаркта, инсульта или тромбоза возрастает у страдающих гипертонией до шести раз по сравнению со средним числом людей с нормальным давлением. Если диастолическое давление остается ненормально высоким, это значительно повышает совокупный стресс сосудистой системы. В результате в большинстве случаев повсеместно происходят повреждения сосудов, из-за чего утолщаются стенки сердца. И это показывает, что сердце должно работать интенсивнее, чем обычно. А сердце — оно как мотор, если работает на повышенной скорости, то может просто сломаться.
Читать дальше