Максим Якубовски - Откровения романтика-эротомана

— Хорошая теория!

— Я все еще ее придерживаюсь.

— Вы до сих пор замужем?

— Да.

— Счастливы?

— Спокойна. После Конрада у нас было несколько сложных лет, но мы справились. Во всяком случае, что такое счастье? Конрад всегда так укоризненно говорил, что у меня ледяное сердце. И он был прав.

— Вы видели его когда-нибудь после этого?

— Да. Дважды. На Чаринг Кросс Роуд, мы смотрели в разные витрины одного книжного магазина. Он меня не видел. А в следующий раз на открытии галереи, я пришла с мужем и, как только мы вошли, заметила его в толпе. Соврала, что разболелась голова, и мы сбежали домой.

— Вы боялись, что он устроит сцену?

— Не Конрад, это не в его стиле, но мой муж вполне бы мог мне такое устроить.

Семья шумных, беспокойных итальянских туристов ввалилась в бар.

Корнелия поняла, что разговор подходит к концу. Получила ли она наконец ответы на свои вопросы? Дойдя до конца пути, она почувствовала прилив облегчения. У нее оставался только один вопрос к Кэй.

— Вы ведь знаете, что он любил вас до безумия, вы это знаете?

— Я знаю, — с тяжелым вздохом ответила молодая женщина. — Но он предал меня.

— Я думаю, что вы оба друг друга предали, — сказала Корнелия. — Как будто все это было зря потраченным временем.

— Невозможно изменить прошлое, — сказала Кэй.

На этих словах Корнелия и Кэй расстались, чтобы больше никогда не встретиться.

В детстве, когда я достиг своего десятилетия, мама разрешила мне свободно пользоваться ее членской карточкой библиотеки, которая давала доступ к взрослым разделам. Мне уже порядком поднадоели библиотечные полки для подростков, и мы с матерью вдвоем пришли к соглашению, что мне требуется больше пищи для ума. Я получил карт-бланш на скитания по библиотеке и читал все, что занимало мое внимание. Я всегда буду благодарен ей за этот чудодейственный акт щедрости и доверия. Она никогда не расспрашивала меня, какие именно книги я беру домой или читаю в зале. Цензура не входила в ее арсенал. Это сделало меня тем, кто я есть теперь.

В течение первых двух лет я, как одержимое дитя, открывал для себя библиотечные полки, поставив себе целью прочитать каждую страницу, которая раньше была мне запрещена. С одинаковым энтузиазмом я пожирал бульварное чтиво и классику, я с головой нырял в сокровенную философию, историю и прочитывал каждый библиотечный учебник из раздела о сексе. Мне дозволялось приносить домой по три книги в неделю, из которых только две могли быть развлекательным чтивом, и в середине недели, быстро расправившись с домашним заданием, я обычно заканчивал с чтением своих книг. Но это ничего не меняло, потому что затем я проводил последние часы перед закрытием библиотеки, быстро проглатывая оставшиеся кипы. Это была вселенная книг, мир историй, и я был его тотальным пленником.

В тринадцать лет, на три года раньше, чем принято, письмо из школы, заверяющее в моей серьезности и честности, конечно же, убедило руководство библиотеки выделить мне собственную членскую карточку и доступ к взрослым секциям. Я уже изучил все полки этих секций, но эта экстраординарная подачка давала мне право брать в два раза больше книг в неделю, и теперь каждый понедельник я являлся домой с шестью книгами. Интеллектуальное блаженство.

Мой отец не был слишком счастлив, видя, как его сын и наследник вечно занят чтением — вдобавок я уже вынужден был носить очки, которые для него не были подтверждением моей мужественности; он предпочел бы, чтобы я проявлял больше энтузиазма по отношению к спорту или интересовался девочками. Но мать молчаливо сносила большинство возражений и указывала, что в таком возрасте и в такое время он должен считать большой удачей, что я вообще читаю книги (хотя я всегда собирал комиксы и спортивные журналы, слегка в отместку) и не теряю время на улице с местными хулиганами, которые ничего не умеют и в один прекрасный день плохо кончат. Что же насчет девочек, то она мудро пояснила (словно предвидела), что у меня еще уйма времени перевернуть эту страницу, заслуживающую особого внимания.

Рано устав от научно-фантастических романов и детективов, в ожидании приближающейся осени (именно в это время библиотека получала свежие издания) в один прекрасный день я в смущении зашел в секцию литературоведения, которая до того момента была не самым посещаемым местом. Тогда я прочел удивительную пятитомную серию, написанную справедливо забытыми академиками пятидесятых, которые с завидной доскональностью проанализировали начальные абзацы почти двухсот пятидесяти романов, как знаменитых, так и неизвестных. На самом деле я никогда и не брал этих книг, но мог буквально часами, стоя между полками, листать наугад эти страницы.