Петра Хаммесфар - Сестра

Я хотела молчать, но не смогла. Даже если бы они сразу забрали Изабель. Но Йонас должен остаться. Тоже очень соблазнительная перспектива. «Не беспокойся о своем брате», — могла бы я сказать. — «Я буду с любовью о нем заботиться».

Волберт все еще смотрел на меня с ожиданием. И я, наконец, сказала: «Моя невестка лжет. Роберт вернулся, после этой встречи, назад. Он еще раз был у меня — ранним утром. Точное время я, к сожалению, не могу вам назвать. Это должно было быть между четырьмя и пятью. Снаружи, как раз, начало светать. Я хотела уже вчера вам это сказать, но мне не удалось».

У Волберта во взгляде было что-то, похожее на сочувствие, когда он медленно покачал головой. «Вы, должно быть, ошибаетесь, фрау Бонгартц. Возможно, вам это приснилось. У нас есть показания двух свидетелей, что ваш брат, около половины третьего уехал из дома и больше не возвращался».

«Черта с два у Вас есть», — возразила я. — «Кто такие эти ваши свидетели? Те двое, наверху? Если два человека единодушны и у них имеется хорошая причина утверждать одно и то же, то это еще далеко не является достоверным показанием. Осмотрели ли вы спальню Роберта так же основательно, как и его рабочий кабинет? Можете ли вы исключить, что он не был убит в своей собственной постели?»

Волберт молчал. Его ученик исполнял, казалось, вообще только декоративную функцию.

«Кем бы ни был этот Биллер», — продолжала я, — «он не имеет ничего общего со смертью моего брата. Я не ошибаюсь, и мне ничего не приснилось. Ранним утром Роберт был еще раз в моем Ателье. И он был не один. Иза была с ним. Я слышала ее голос. Он не должен меня разбудить, сказала она».

«Вы предполагаете, что ваша невестка его убила?», — резюмировал Волберт.

О чем еще я говорила все это время? Я могла только кивнуть.

Волберт вздохнул. «Врач судебной медицины считает, что смерть наступила сразу после трех часов ночи, фрау Бонгартц. В это время ваша невестка находилась здесь».

«И кто это подтвердил?», — спросила я. — «Йонас Торховен?»

В этот раз кивнул Волберт. «И доктор Пиль», — сказал он.

Он собирался, по-видимому, сказать больше. Но я не могла его дальше слушать. Именно Пиль!

«Я хочу видеть место», — сказала я и встала.

Волберт захлопнул свою записную книжку и тоже поднялся. Он еще раз улыбнулся — дружелюбно, вежливо, надменно или равнодушно. «Выдержите вы это? Я имею в виду, чувствуете ли вы себя в состоянии…»

Он прервал фразу так же, как и улыбку и объяснил: «Ваша невестка сказала нам, что состояние ваших нервов оставляет желать лучшего. И после того, как вы вчера лишились чувств, я не хочу вас перенапрягать».

«Это было вчера», — сказала я. — «Сегодняшнее состояние моих нервов не должно вас тревожить».

«Хорошо», согласился он. «Я все равно собирался вас просить посмотреть на это место».

Юноша уже неуклюже шагал к двери. Я следовала за ним. И на этот раз я не бросила ни одного взгляда в зеркало.

Свой автомобиль они припарковали на въезде, около гаражей. Это был темный лимузин. Волберт прошел к водительскому месту. Зачем таскает он повсюду за собой этого малого, если не доверяет ему даже баранку по окрестностям крутить? Меня они посадили сзади.

Это мне не подходило. Со времени несчастного случая, я не могла сидеть на заднем сиденье. Но я не хотела просить, чтобы мне разрешили пересесть на место, рядом с водителем. Они бы потребовали объяснения, а это их, действительно, не касалось. Это и не имело никакого отношения к смерти Роберта. Я никогда его не винила, никогда не упрекала, что он разрушил мою жизнь. Так только Пиль всегда утверждал. А сейчас он дал алиби Изабель. Или все они были здесь заодно? Пиля ночью не было в доме, это я точно знала. О нем бы я помнила в любом случае.

Волберт, прежде чем отъехать, показал на мой гараж. На земле, прямо перед воротами, были масляные пятна, оставшиеся, наверное, еще со вторника.

«Ваша невестка сказала нам, что ваша машина неисправна», — подал голос Волберт. Это звучало наполовину вопросом, наполовину утверждением.

«Что вам еще сказала моя невестка?», — спросила я.

«Она старается нам помочь», — объяснил он холодно. И тогда он, наконец, отъехал. Он ехал быстро и молча. Его ученик тоже молчал. Впрочем, меня бы очень удивило, произнеси он хоть слово.

Когда мы достигли автострады, у меня начались проблемы. Я больше не могла сделать вдох. По пути было столько машин, а я сидела не на том месте. Я думала, что если я сяду позади этого отрока, то будет удобнее с Волбертом разговаривать и, при этом, я смогу наблюдать за выражением его лица. Но никто ничего не говорил, только рычали, проносясь мимо, эти чудовища на дороге и сжимали тисками мою грудную клетку.