Дик Фрэнсис - Сокрушительный удар

– Э-э…

– Да ладно, идемте! – сказала она. – Не съем я вас!

Я улыбнулся.

– Ну хорошо.

Окна ее номера выходили на Гайд-парк. По скаковой дорожке двигалась вереница пони, группка всадников упражнялась в выездке. Лучи заходящего солнца озаряли сиренево-голубую гостиную, отчетливо вырисовывая кубики льда у нас в стаканах.

Мой выбор ее разочаровал.

– Вы уверены, что будете пить эту кока-колу?

– Она мне нравится.

– Но когда я предлагала выпить, я имела в виду именно выпивку…

– Мне пить хочется, – доступно объяснил я. – И голова болит. И к тому же я за рулем.

– А-а! – Она смягчилась. – Понимаю.

Я сел, не дожидаясь приглашения. Мне, конечно, было не привыкать к ударам по голове, но это был первый за последние три года, и я обнаружил, что за это время успел отвыкнуть.

Керри Сэндерс сняла свое великолепное, но запачканное пальто. Ее костюм отличался той простотой, какую могут позволить себе только очень богатые люди, а фигура, которую он обтягивал, была выше всяких похвал. Она приняла мое молчаливое восхищение как должное, словно этого требовала простая учтивость.

– Так, – сказала она. – Вы ни черта не сказали о том, что с нами произошло. Теперь я хочу, чтобы вы объяснили, что это могли быть за люди.

Я отхлебнул шипучей газировки и осторожно покачал головой.

– Понятия не имею.

– Но вы должны хотя бы догадываться!

– Нет… – Я помолчал. – Вы никому не говорили, что едете на аукцион в Аскоте? Не упоминали мое имя? Не упоминали о Катафалке?

– Послушайте, – возразила она, – они же напали на вас, а не на меня!

– Откуда нам знать?

– Ну как же? Ваше плечо…

– Ваша лошадь.

Она беспокойно встала, пересекла комнату, бросила пальто на стул, вернулась. Изящные сапожки были в грязных разводах и на светлом розовато-лиловом ковре смотрелись неуместно.

– Я говорила, может быть, троим, – сказала она. – Во-первых, Паули Текса.

Я кивнул. Паули Текса – это тот американец, который дал Керри Сэндерс мой телефон.

– Паули сказал, что вы – честный барышник, а это такая же редкость, как хорошая погода в воскресенье.

– Спасибо.

– Потом я еще сказала тому парню, который делал мне укладку, – задумчиво продолжала она.

– Какому парню?

– Ну, парикмахеру. Тут, в гостинице, есть парикмахерская…

– А-а.

– А вчера я обедала с Мэдж… С леди Роскоммон. Это просто моя подруга.

Она неожиданно уселась в стоявшее напротив кресло с обивкой из бело-голубого ситца. Большая порция джина и коньяка заставила ее щеки разрумяниться и слегка смягчила несколько диктаторские манеры. Пожалуй, сейчас она впервые увидела во мне человека, а не просто нерадивого работника, который не справился с поручением.

– Не хотите снять куртку? – спросила она.

– Да нет, мне пора…

– Ну ладно… Хотите еще этой чертовой газировки?

– Да, пожалуйста.

Она налила мне еще, принесла стакан, снова села.

– Вы что, никогда не пьете?

– Редко.

– Вы что, алкоголик? – сочувственно спросила она.

Я подумал: странно, что она задает такие интимные вопросы. Но улыбнулся и ответил:

– Нет.

Она вскинула брови.

– Почти все непьющие, кого я знаю, – бывшие алкоголики.

– Я ими восхищаюсь, – ответил я. – Но я не алкоголик. Я с шести лет пристрастился к кока-коле и так и не вырос.

– А-а… – Она потеряла ко мне интерес. – Дома я состою в попечительском совете частной клиники.

– Где лечат алкашей?

Моя грубость ее не затронула.

– Да, мы помогаем людям, у которых проблемы со спиртным.

– И как, получается?

Она вздохнула:

– Иногда.

Я встал.

– Всем все равно не поможешь.

Поставил стакан на стол и направился к двери, не дожидаясь, пока Керри Сэндерс встанет.

– Вы дадите мне знать, когда найдете другую лошадь? – спросила она.

Я кивнул.

– И если вам придет в голову что-то насчет этих двоих – тоже.

– Ладно.

Я не спеша доехал до дома и поставил машину в гараж рядом с конюшней. Три лошади нетерпеливо переминались с ноги на ногу в денниках, молчаливо жалуясь на то, что я на час запоздал с вечерней кормежкой. Они были здесь ненадолго – ждали, когда их переправят иностранным покупателям. Это были не мои лошади, но пока что отвечал за них я.

Я поговорил с ними, похлопал их по мордам, вычистил денники, накормил их, напоил, укрыл попонами, чтобы они не замерзли холодной октябрьской ночью, и только после этого позволил себе уйти в дом и заняться своей ноющей головой.

У меня не было жены, которая ждала бы меня с улыбкой на лице и с соблазнительным горячим ужином. Зато у меня был брат…