Дик Фрэнсис - Сокрушительный удар

– А-а…

Катафалк встряхнул головой и обвел всех присутствующих тревожным взглядом. Знак капризного нрава. Может, из-за этого его и продают?

Керри Сэндерс взволновалась еще больше:

– Как вы думаете, он с ним управится?

– Кто?

– Как кто? Его новый хозяин. Он какой-то бешеный…

Аукционист принялся расхваливать мерина, его происхождение и историю.

– Ну, кто мне предложит тысячу? Или больше? Тысяча за такого коня – это же не деньги! Тысячу? Ну хорошо, давайте начнем с пятисот. Кто мне предложит пятьсот?..

– Вы хотите сказать, что молодой человек намерен ездить на нем сам? – спросил я у Керри Сэндерс. – Он будет участвовать в скачках?

– Да.

– Вы меня об этом не предупредили.

– Разве?

Она сама прекрасно знала, что не предупредила.

– Господи, что же вы сразу не сказали?

– Пятьсот! – сказал аукционист. – Спасибо, сэр. Пятьсот, господа! Но ведь это же не деньги! Давайте, давайте! Шестьсот! Спасибо, сэр. Шестьсот… Семьсот… Восемьсот… Против вас, сэр!

– Я просто… – Она поколебалась. Потом спросила: – А какая, собственно, разница?

– Он любитель?

Керри Сэндерс кивнула.

– Но он умеет ездить.

Катафалк – это не лошадка для прогулок. И вряд ли стоит приобретать его для любителя, который едва умеет держаться верхом на лошади. Теперь я понял, почему моя клиентка настаивала, чтобы конь ни разу не падал на скачках.

– Тысяча двести! Тысяча четыреста! Против вас, сзади! Тысяча четыреста! Сэр, вы рискуете его потерять…

– Вы должны сказать мне, для кого вы его приобретаете.

Она покачала головой.

– Если не скажете, я его покупать не стану, – сказал я, стараясь вежливым тоном смягчить неучтивость своих слов.

Она пристально взглянула на меня.

– Я и сама могу его купить!

– Да, конечно.

Аукционист накалял страсти.

– Тысяча восемьсот… может быть, две тысячи? Спасибо, сэр. Две тысячи! Продаю! Две тысячи – против вас, впереди! Две тысячи двести? Две тысячи сто… Спасибо, сэр. Две тысячи сто… Две двести… Две триста…

– Еще минута, и будет поздно, – сказал я.

Она наконец решилась:

– Николь Бреветт.

– Ничего себе!

– Покупайте же! Не стойте столбом!

– Ну что, все? – осведомился аукционист. – Продано за две тысячи восемьсот фунтов? Продано – раз… Больше нет желающих?

Я вздохнул и поднял свой каталог.

– Три тысячи! Новый покупатель… Спасибо, сэр. Против вас, впереди! Три тысячи двести?

Как часто бывает, когда в последний момент вступает новый покупатель, двое наших соперников вскоре сдались и молоток опустился на трех тысячах четырехста.

– Продано Джонасу Дерхему!

С противоположной стороны арены на меня, прищурившись, смотрел Джимини Белл.

– Сколько это будет в долларах? – спросила моя клиентка.

– Около семи тысяч пятисот.

Мы вышли из-под деревянного навеса, и она снова раскрыла зонтик, хотя дождь почти перестал.

– Это больше, чем я разрешила вам потратить, – заметила она, не особенно, впрочем, возмущаясь. – И, видимо, плюс комиссионные?

Я кивнул.

– Пять процентов.

– Ну ничего… На самом деле у нас в Штатах за такие деньги и хромого пони не купишь.

Она одарила меня улыбкой, скупой и рассчитанной, как чаевые, и сказала, что подождет меня в машине. А я отправился оформлять бумаги и договариваться насчет перевозки Катафалка. Эту ночь он должен был провести у меня на заднем дворе, а утром в день рождения отправиться к своему новому хозяину.

Николь Бреветт… Эта новость была как пчела в сотах: безобидная до тех пор, пока до нее не дотронешься.

Это был жесткий, решительный молодой человек, который осмеливался состязаться с профессионалами. Его воля к победе, граничащая с одержимостью, делала его жестоким и грубым и частенько приводила к стычкам. Он взрывался, как порох, от малейшей искры. Талант у него, несомненно, был, но там, где большинство его коллег выигрывали скачки и находили друзей, Николь Бреветт только выигрывал скачки.

При его уровне Катафалк был ему вполне по силам, и, если мне повезет, в этом сезоне они вполне смогут добиться успеха среди новичков. Будем надеяться, что мне таки повезет. Бреветт-старший имел большой вес в мире скачек.

Мое уважение к Керри Сэндерс сильно возросло. Женщина, которая способна заинтересовать Константина Бреветта настолько, что он намерен на ней жениться, должна обладать тонкостью и тактом хорошего разведчика. Теперь я понимал, почему она не желала называть его имя. Обо всем, что касается личной жизни Константина Бреветта, должно становиться известно только из его уст.