— Меня попросили, чтобы я позаботился о нем как о пациенте у себя на дому. Он явно не хотел оставаться на людях. Пришлось привезти из госпиталя множество всякого оборудования. А теперь по какой-то причине он пожелал встретиться с вами. Такого рода вещи способны вызвать кардинальные изменения личности. Он решил, что вы единственный в мире человек, способный его понять. Он что, ваш близкий друг?
Резкость Суричая раздражала меня, и я не потрудился ответить на его вопрос.
— Он заключил сделку с Фатимой?
— Заключили его приятели. Эти чиу-чоу, которые наводнили мой дом. Вы представить себе не можете, насколько средневековым может показаться образ мыслей китайцев. Совсем отсталые люди. И настолько же несовременно они решают сексуальные проблемы своего друга Уоррена — просто, но при этом очень радикально, я бы сказал, в духе Запретного города. Фатима поставила их в затруднительное положение. По их мнению, позволить ей убить своего человека — дурно, это означает, что у них не хватило власти его уберечь. Но если они попытаются его спасти, Фатима покажет фильм по Интернету и все равно расправится с ним. А еще, не исключено, развяжет руки своим кхмерам. Судя по подписи, это был компромисс, на который согласился даже Уоррен. В противном случае ему пришлось бы умереть. Фатима сдалась, после того как он перевел на ее имя больше половины своего состояния. Теперь она, должно быть, самая богатая женщина в Таиланде. И самый богатый транссексуал в мире. Придется пережить и это. Я прооперировал его только вчера, и он еще очень слаб, но, как я заметил, главное — это изменение личности. Он совершенно нестабилен психически. Впрочем, увидите сами. — Доктор Суричай помолчал. — Сразу после операции он испытал сильный шок, и мне пришлось накачать его транквилизаторами, иначе он бы скончался. Но даже после этого у него пару минут отсутствовали жизненные функции. — Врач внимательно посмотрел на меня, стараясь понять, насколько я сознаю, о чем он говорит. Но я понятия не имел, на что он намекает.
На стенах необычно широкого для частного дома коридора я с удивлением увидел подлинные картины маслом, изображающие Крунгтеп XIX века. Мы повернули налево и вошли в позднюю пристройку — солярий из стали и стекла. Но виду на сад мешали длинные, до пола, шторы. Лицо на подушке было едва узнаваемым — не потому, что сильно изменились черты. Тот, кто теперь обитал в этом теле, почти ничем не напоминал прежнего владельца. Я, как познающий Восьмеричный путь, с интересом наблюдал трансформацию. Новая личность унаследовала старое тело и груду совершенно незнакомых ей воспоминаний, в которых еще предстояло разобраться. Более слабый духом не перенес бы нервного срыва, но этот человек казался только до крайности растерянным. Он слабым кивком пригласил меня сесть рядом.
— Добро пожаловать, дружок. — Это было сказано по-тайски. Я остолбенел: это был голос Пичая. Человек улыбнулся и продолжил по-английски: — Все в порядке. Просто я все еще в сумеречной зоне. Твой товарищ тебя приветствует. Он очень талантливый. Здорово, правда? — Внезапно у него из глаз хлынули слезы. — Здесь лежит самонадеянный глупец, попытавшийся трахнуть Восток. Детектив, ты знаешь, кто это сказал?
— Нет.
— Киплинг, поэт другой англосаксонской империи. Господи, избавь нас от слепоты, — продолжал он, плача. — Помилуй нас. — Он взял меня за руку. — Взгляни на мою жизнь. — Резкий взмах ладони.
Я только сейчас обратил внимание на расставленные в комнате сокровища. Здесь были всадник на коне на гипсовом цоколе и другие бесценные предметы из коллекции Уоррена, включая вывезенные из Запретного города нефритовые украшения. Я лишний раз убедился, что нефрит, куда бы его ни поместили, лучится как никакой другой камень. Уоррен — если его можно по-прежнему так называть — надавил правой рукой на выключатель, загудел электрический мотор. Шторы с торжественной медлительностью раздвинулись и открыли потрясающий вид на сад, где пышно цвели гибискусы, бугенвиллеи, рододендроны и раскинули воздушные корни удивительные деревья бодхи, где возле чаши для цветов стояла деревянная скамья, а клумбы так и взрывались яркими красками.
— Видишь?
Я подпрыгнул, потому что, воспользовавшись телом Уоррена, снова заговорил Пичай.
— Вот его душа: там, по другую сторону стекла. Внутри только камень. Таков твой фаранг.
— Он отсек мой член. Поэтому я совершила с ним то же самое, — теперь сквозь зубы шипела Фатима.
Читать дальше