Джон Бердетт - Бангкок-8

Из баров первого яруса вышли несколько девиц. Они делились впечатлениями о проведенной ночи: одни довольно рассказывали о мужчинах, купивших им выпивку и позвавших к себе в комнату, другие жаловались на кавалеров, которые, пофлиртовав, испарились, даже не предложив спиртного. Я помнил, как они любят трепаться о причудах фарангов, чьи предпочтения могут сильно отличаться от наших. О здоровенных мачо, которые хотят только облизывать пальцы на ногах или требуют, чтобы их пороли. О ноющих и рассказывающих о своих женах мужчинах. О тех, кто в полной экипировке кажется лучшим представителем Запада, но стоит им увидеть нагую смуглую девушку, ожидающую их в гостиничной постели, как они тут же выходят из строя. Я знал все их истории, каждую деталь, каждую хитрость ремесла, хотя никогда не пробовал на себе. Даже в то время, когда у Пичая был загульный период. Я немного понаблюдал за выходящими на работу девушками. Каждая воздевала руки ко лбу и возносила молитвы стоящему в северной части площади и украшенному гирляндами бархатцев и орхидей алтарю Будды. И невольно вспомнил мать. Затем поднялся по лестнице на второй ярус.

Я искал какой-нибудь открытый большой бар и обнаружил «Голливуд-2». Одну из створок двойных дверей подпирала мусорная корзина. Внутри ярко горел свет, женщины в комбинезонах протирали столы и подметали полы. Хвойный аромат моющих средств смешивался с застоявшимся запахом пива, сигарет и дешевой косметики. Поворотная сцена имела два уровня с хромированными шестами, вокруг которых танцевали стриптизерши, пока она вращалась. Но теперь сцена была пуста и неподвижна. За стойкой одного из баров выставляла банки с пивом на полки мамасан — женщина, которая руководила девушками и обучала их тонкостям ремесла, помогала, когда они беременели или подумывали о самоубийстве. Советовала своим подопечным уходить от клиента, если тот не хотел пользоваться презервативом, и требовать дополнительную плату за необычные услуги (французы, итальянцы и американцы славятся своим пристрастием к содомии). Хорошая мамасан заранее думает о том времени, когда по достижении тридцати пяти лет девушкам придется бросить профессию. Некоторые обучают их английскому или платят за секретарские курсы, хотя такая благотворительность встречается редко. В глазах у этой женщины явно не читалось пристрастие к педагогике: лет пятидесяти, крепкая, располневшая, со смуглым лицом, она постоянно хмурилась.

— Мы закрыты, приходите в шесть, — приняв меня за фаранга, сказала она по-английски.

— Я коп, — объяснил я на тайском и показал удостоверение.

Отношение изменилось, однако не сильно.

— И что же вам надо, коп? Босс платит за крышу. Так что нечего на меня наезжать.

— Это не наезд.

Она оглянулась, ожидая увидеть рядом еще копов, и фыркнула, никого не обнаружив.

— Девушки еще не готовы. Те, что наверху, спят, остальные не приехали. Почему вы пришли так рано? Хотите бесплатно потрахаться только потому, что коп? А что, если мой босс сообщит об этом своей крыше?

— Я прошу оказать мне любезность.

— Все хотят, чтобы им оказали любезность.

— Мне нужна лаотянка.

— У нас тридцать процентов лаотянок. Какая вам нужна: высокая, низкая, с большими грудями, с маленькими грудями? Но скажу сразу: блондинок нет. Светлых лаотянок не бывает. Хотите блондинку, берите русскую.

— Мне нужна такая, которая умеет читать и писать. Хотя довольно того, чтобы умела только читать.

— То есть не прямо из племени, из родных джунглей. У нас, как и в других барах, есть несколько дикарок. Скажите, хун коп, зачем вам это?

— Вы можете мне помочь или нет?

Мамасан, пожав плечами, выкрикнула имя. Ей ответили, и вскоре появилась молодая женщина лет тридцати, завернутая до подмышек в белое полотенце, ее длинные смуглые ноги были босы.

— Приведи сюда Доу, она в третьей комнате.

Через десять минут в бар спустилась миловидная девушка примерно двадцати лет в хлопчатобумажном платье. Доу приветливо улыбнулась и заговорила с сильным лаосским акцентом. Девушка посчитала, что ее вызвали к раннему клиенту, и выглядела оживленной. Я показал ей стобатовую купюру и ксерокопию, которую дал мне Нейп. Она недоуменно посмотрела на газетный текст.

— Я всего лишь хочу, чтобы ты мне сказала, от какого числа эта газета.

Девушка изумилась. Это был самый легкий заработок в ее жизни.

— 2539, май, 17, — прочитала она в том порядке, в каком это было напечатано.

— Спасибо. — Я отдал ей сто батов.