Меган Эбботт - Как ты смеешь

Они поворачиваются и смотрят на меня. Я не знаю, что и ответить. Я никогда не пила вино из пакета.

– Колетт, – говорит он, – поднимись на минутку. Нужно поговорить.

Они выходят в соседнюю комнату, и я слышу, что Мэтт повышает голос. Так, что мне удается различить несколько отдельных слов: « ответственность» и «что если…?», и «совсем еще девчонки».

– А мне-то что делать? Их родителям совершенно все равно, – отвечает она, и мне странно такое слышать.

Проходит несколько минут и они вместе спускаются вниз.

– Мэтт, иди спать, – говорит она, пытаясь изобразить печальную улыбку и похлопывая его по спине. – На тебе лица нет. Я обо всем позабочусь.

Мэтт Френч смотрит на Бет, лежащую на диване и укрытую пледом, и отводит глаза.

На какую-то секунду наши взгляды встречаются. Глаза Мэтта красны от усталости, лицо заспанное и встревоженное.

– Спокойной ночи, Эдди, – говорит он. Никогда бы не подумала, что он знает, как меня зовут.

Он пригибается, ныряет в низкий проем и поднимается по застланным ковролином ступеням.

Спокойной ночи, Мэтт Френч.

Тренерша тащит меня в ванную, усаживает на край и забрасывает вопросами. Свет розовых ламп слепит глаза.

– Не знаю, что случилось, – говорю я, но слова Бет так и крутятся в голове: « …схватил за волосы, потянул вниз и все повторял: «Ну давай же, чирлидерша. Постарайся» .

Тренер просит меня повторить все это пять, а то и десять раз. По крайней мере, так мне кажется. Перед глазами кружится. Я пытаюсь опереться о душевую занавеску и начинаю сползать, но она рывком поднимает меня и заставляет выпить залпом четыре стакана воды.

– А как ты сама думаешь, что на самом деле случилось?

– Не знаю, – отвечаю я. – Ты видела ее ноги? Красные отметины?

Я опускаю ладонь на колено и тут же вспоминаю темно-фиолетовый синяк, который был у меня на том же самом месте, что и у Бет – от большого пальца Минди, впившегося в кожу, когда она поднимала меня в стойку на бедре [34].

И лимонные трусики, аккуратно сложенные в сумочке.

Но тренер не слушает. Она даже не смотрит на меня.

Она держит в руке телефон Бет. Ума не приложу, как он у нее оказался.

Она просматривает историю. Исходящие звонки и сообщения «Сержанту Уиллу» – шесть, семь, восемь подряд.

Внезапно ее лицо искажается.

«Приезжайте, сержант, мы заждались». И фотка, отправленная следом: черно-белый, как у Бет, лифчик под зебру, призывно выставленные буфера.

Колетт швыряет телефон в стену, тот отскакивает и шлепается прямо в унитаз.

Что тут такого? Это же ничего не значит.

Одному дьяволу известно, сколько цифровой порнухи хранится у Бет в телефоне; сколько электронной грязи скопилось в закоулках его памяти.

В голове пьяный туман, и я могу думать лишь об одном: « Колетт, ты у нее на прицеле. Справедливо это или нет, она держит тебя на мушке. Пожалуйста, начни уже соображать. Быстрее».

Позже я поднимаюсь с дивана в гостиной и крадусь в подвал. Бет лежит, зажав между колен сбившееся одеяло; свернувшись клубком, как змея.

– Бет, – шепотом спрашиваю я, поправляя одеяло. – Это правда? Прайн на тебя напал? Он заставил тебя?

Ее глаза закрыты, но я чувствую, что она знает, что я рядом. Мне как будто удалось проникнуть в ее сновидения, и во сне она мне отвечает.

– Я заставила его заставить, – бормочет она. – И он это сделал. Можешь поверить?

Заставила его заставить. Ох, Бет, что это вообще значит? Представляю, как она его околдовывала. Провоцировала.

– Заставила его заставить тебя сделать что?

– Да какая разница, – отвечает она. – Оно того стоило.

– Бет, – говорю я, – стоило чего?

– Она должна понять, что она с нами делает, – отвечает Бет. – Я заставлю ее понять.

Так умеет говорить только Бет. Это ее серьезный тон, тон, каким она рассказывает страшилки у костра, металлический капитанский тон. Так она говорит, когда хочет вытрясти из меня всю душу, и ей это удается.

– Она даже не знала, что мы были на той вечеринке, – возражаю я.

– Она считает, что может вести себя, как шлюха, и делать, что ей вздумается. А мы всего лишь девчонки и просто оказались там, где с нами могло случиться все, что угодно.

– Но мы сами захотели пойти, – в моем голосе тоже появляются металлические нотки, – и пошли.

– Из-за нее, – отвечает она, поднимая руку и сжимая свое горло. Рука дрожит. – Мы пошли из-за нее.

– Я – нет, – рявкаю я на нее. – Я пошла не поэтому. Причем тут она?

Бет смотрит на меня сквозь полуопущенные веки; глаза блестят из-под ресниц. Как всегда, она видит меня насквозь. «Притом , – как будто говорит она, – это все из-за нее. И ты это знаешь» .