Дин Кунц - Краем глаза

«Где-то над радугой», держа путь не к дворцам Монтесумы, не к берегам Триполи, но к будущему, где его ждали незабываемые впечатления и бесконечные сюрпризы.

Если не считать живота, Агнес была женщиной миниатюрной, но даже в сравнении с ней Мария Елена Гонзалез казалась крошкой. Однако, усевшись за стол, молодые женщины из столь различных миров, но со столь схожими характерами стали отстаивать свой собственный взгляд на оплату урока с тем же упорством, с каким пытаются сдвинуть друг друга тектонические плиты под Калифорнией. Агнес настаивала, что дает уроки по дружбе, не требуя никакой компенсации.

— Я не желаю красть дружеские чувства, — заявила Мария.

— Дорогая, ты не эксплуатируешь мои дружеские чувства. Мне так приятно учить тебя, видеть, какие ты делаешь успехи, что я сама должна платить тебе.

Мария закрыла огромные черные глаза, глубоко вдохнула, беззвучно зашевелила губами, словно повторяя про себя какую-то важную фразу, которую хотела произнести правильно. Наконец глаза открылись.

— Я каждый вечер благодарю Деву Марию и Иисуса за то, что ты появилась в моей жизни.

— Мария, мне так приятно слышать эти слова.

— Но английский я покупаю, — твердо добавила мексиканка и положила на стол три долларовые бумажки.

Три доллара означали шесть десятков яиц или двенадцать батонов хлеба, а Агнес не собиралась оставлять без еды бедную женщину и ее детей. Она пододвинула деньги к Марии.

Сжав челюсти, с закаменевшими губами, прищурившись, Мария вновь положила деньги перед Агнес.

Не обращая на них ни малейшего внимания, Агнес открыла учебник.

Мария развернулась на стуле, спиной к трем баксам и учебнику.

— Ты невозможная, — Агнес смотрела в затылок подруге.

— Неправильно. Мария Елена Гонзалез — реальная.

— Я о другом, и ты это знаешь.

— Ничего не знаю. Я — глупая мексиканская женщина.

— Вот глупой тебя не назовешь.

— Всегда теперь буду глупой, всегда с моим злобным английским.

— Плохим. Твой английский не злобный, а плохой.

— Тогда учи меня.

— Не за деньги.

— Не бесплатно.

Так они и просидели несколько минут, Мария — спиной к столу, Агнес — раздраженно глядя в затылок Марии, пытаясь усилием воли заставить ее повернуться к ней лицом, услышать голос разума.

Наконец Агнес поднялась. Судорога опоясала болью спину и живот, она оперлась о стол, дожидаясь, пока полегчает.

Молча налила чашку кофе, поставила перед Марией. Положила на тарелку выпеченную утром булочку с изюмом, поставила рядом с кофе.

Мария маленькими глотками пила кофе, сидя на стуле боком, спиной к трем долларовым бумажкам.

Агнес вышла из кухни в прихожую, и, когда проходила мимо двери в гостиную, Джо вскочил с кресла, уронив книгу, которую читал.

— Еще не время. — Агнес направилась к лестнице на второй этаж.

— А если тебе станет нехорошо?

— Поверь мне, Джой, ты узнаешь об этом первым.

Агнес начала подниматься по ступеням, и Джо поспешил в прихожую.

— Ты куда?

— Наверх, глупый.

— И что ты собираешься там делать?

— Порву кое-какую одежду.

— Понятно.

В спальне Агнес взяла с туалетного столика маникюрные ножницы, достала из своего стенного шкафа красную блузу, изнутри чуть распорола шов под мышкой, дернула, чуть не оторвав рукав.

Из стенного шкафа Джо достала старый синий блейзер, который он теперь практически не надевал. Оторвала подкладку, ножницами изнутри распорола боковой шов.

К куче рванья добавила вязаный кардиган Джо, предварительно отпоров один карман. За кардиганом последовали брюки из грубой материи. Тут она расправилась со швом на заду и практически отпорола один манжет.

Вещам Джо досталось гораздо больше по одной простой причине: легко верилось, что такой здоровяк если и рвал вещи, то по-настоящему.

Спустившись вниз, Агнес вдруг забеспокоилась, что брюки могут вызвать подозрения. Увидев ее, Джо вновь вскочил с кресла. Правда, на этот раз не уронил книгу, но зато споткнулся о скамеечку для ног и чуть не упал.

— Когда ты сцепился с собакой? — спросила Агнес.

— С какой собакой? — в недоумении переспросил Джо.

— Вчера или позавчера?

— С собакой? Не было никакой собаки. Она показала ему растерзанные брюки.

— Тогда кто их так изуродовал?

Он мрачно уставился на брюки. Старые, конечно, но он любил работать в них по дому.

— А-а, та собака.

— Просто чудо, что она тебя не покусала.

— Слава богу, у меня была лопата.