Лесли Форбс - Пробуждение Рафаэля

— Так давай сделай это! — крикнул мужчина из зала. — Если ты так уверен в себе!

Профессор в смятении провёл обеими руками по волосам, отчего его оранжевая шевелюра стала дыбом, как щупальца некоторых морских существ, и обменялся растерянным взглядом с Барраго.

— Братство, которое управляет часовней в Урбании, не дало разрешения на это, — ответил Серафини.

— Обманщик! Мошенник! — кричал мужчина. — Ты ничего не можешь доказать!

— Такое множество потенциальных чудес! — сказал Паоло, качая головой. — Тут нужна Шарлотта, чтобы подсказать, как правильно выразиться по-английски… Есть выражение: «туча ворон», да? Так что скопище чудес можно назвать… хором чудес? Может, епитимьёй?

Серафини поднял вверх облатку. С воздетыми руками и ореолом вздыбившихся рыжих волос, плывущих над белым халатом, он походил на проповедника. И его голос звучал грозно, истово:

— Наука может объяснить большинство чудес, связанных с кровью. Начнём с «чуда» Больсенской обедни, прославленного фреской Рафаэля!

Он кратко описал обстоятельства, при которых в Больсене в 1263 году на просфоре и покрове причастия проступила кровь. [108] Речь идёт об известном в истории чуде, происшедшем во время обедни, когда священник, сомневавшийся в догмате пресуществления хлеба и вина причастия в тело и кровь Христа, освящал просфору у алтаря в крипте храма Святой Кристины и на ней проступили капли крови. В память об этом событии Рафаэль написал фреску в Ватикане «Чудо в Больсене».

— С тех пор произошло множество подобных «чудес» — все с кровью, появлявшейся на пище, содержавшей крахмал, однако когда эту «чудотворную» пищу подвергали анализу на гемоглобин, результат всегда был отрицательным! Мы никогда не сомневались в том, что ответ тут может быть только один: всё дело в бактерии Serratia marcescens , которая может порождать тёмно-красные пятна на крахмалистых продуктах…

Уверенный мужской голос из первого ряда перебил его:

— Вы полагаете, что чудеса, совершающиеся со времён Средневековья, есть результат подобных изощрённых фокусов?

— Нет, нет! Те, вероятно, были устроены куда более грубо. В состоянии повышенной возбудимости люди видят то, что хотят видеть… или то, в чем их убеждают.

— Разделяете ли вы сами подобные огульные утверждения, профессор? — не отступал голос.

— Я разделяю мнения свидетелей, которые показали перед богословским комитетом, что лично видели кровавые слёзы, которыми плакала Мадонна в Чивитавеккье, монсеньор! Но я сам изучал фотографии плачущей Мадонны и могу сказать вам: кровавые пятна не меняли формы, что бы там ни показывали свидетели!

— То есть вы убеждены, что некий фанатичный аббат совершил подлог с целью одурачить народные массы?

— Если Церкви нечего бояться, монсеньор Сегвита, — ответил Серафини, — то почему Ватиканский комитет допускает к исследованию подобных чудес лишь богословов, но никогда химиков, врачей или опытных учёных?

— Но я сам опытный учёный, профессор, как вам прекрасно известно.

— Вы — враг всех добрых католиков, Серафини! — закричала какая-то женщина.

— Я родился в католической семье и учился в католической школе, синьора. — Вернувшись к своей обычной иронии, последнему средству защиты от мира, в котором люди больше верят в футбол и кинозвёзд, чем в откровения науки, он добавил: — Католицизма не избежать, как не избежать иудаизма. Религия — это форма фамильного проклятия, торжество невежества и женоненавистничества!

— Люди должны верить во что-то! — крикнула она в ответ.

Подвижный, словно хобот, нос Серафини возбуждённо дёрнулся несколько раз, как бы ловя в воздухе эту идею, чтобы устроить ей встряску.

— Если ваша вера не выдерживает слова правды, — сказал он, — в таком случае, вам, видимо, необходима новая вера! Что нам дало сорокапятилетнее правление Христианско-демократической партии? Систему взяточничества и коррупции, где даже Ватикан связан с мафией!

Публика вновь завопила, но, прежде чем Серафини успел плеснуть ещё масла в огонь им же вызванной ярости, в зале вспыхнул свет и пожилой мужчина, явно ответственный за порядок, встал и объявил, что на сём выступление гостей закончилось.

Публика потянулась к выходу. Донна заметила Джеймса, жестами созывавшего съёмочную группу. «Паоло, мне надо…» Паоло разговаривал с Фабио. Она стала протискиваться мимо широкобёдрой женщины, лениво шагавшей перед ней. Паоло поймал её за руку, но Донна, ослепительно улыбнувшись ему, высвободилась и окликнула кого-то позади него.