Лесли Форбс - Пробуждение Рафаэля

Голос в трубке немного потеплел, приобрёл шутливую интонацию в манере принявшей его страны.

— Соглашайся, дружище! Приободрись! Один звонок, только и всего! Скажешь, что руководствуешься благородными намерениями. У тебя отличное алиби: ланч с англичанкой! Кто тебя заподозрит с таким первоклассным прикрытием?

Или вас. Или вас.

— Ничего не готовите… фатального?

— Просто небольшое предупреждение, маленький урок всего-навсего.

Как ни причёсывала Шарлотта жидковатые светлые волосы, всё было бесполезно.

— Взгляни на себя хорошенько! — сказала она вслух. — можешь платком повязаться, как монашка, и то краше будешь.

Но даже когда зеркало подтвердило худшие опасения (тощая, увядшая, плоскогрудая — такой она увидела себя), она не могла подавить чувство предвкушения встречи за ланчем с графом Маласпино. Последние несколько дней из головы у неё не выходила глупая фантазия, что граф — вроде современного герцога Федериго, — мысль, которую она решительно отвергла, выбирая, что надеть, из кучи разномастных блузок и юбок, строгих пар бежевых и голубых тонов, слегка грязноватых, как бы говоривших за неё: «Я уже в годах, к тому же англичанка, поэтому, пожалуйста, не смотрите на меня, я предпочитаю, чтобы не смотрели».

Позвонила консьержка, сообщить, что посыльный принёс коробку для синьоры Пентон; голос у неё при этом звучал почти заговорщически. Такой же был у неё и вид, когда она протянула небольшую коробку, в которой оказался букетик свежих веточек жасмина. Открыв её, Шарлотта вдохнула опьяняющий аромат крохотных белых цветов и нетерпеливо прочла приложенную карточку: «Синьора Пентон, вы, должно быть, переживаете из-за вашей картины. Примите, пожалуйста, этот подарок в память о нашем разговоре о мороженом. Жду вас к чаю в полчетвёртого, как всегда. Франческо Прокопио». Увидев подпись, она почувствовала острую боль, которую отнесла на счёт разочарования.

— Желаете, чтобы я поставила их в воду у вас в комнате? — спросила консьержка. — Так чудесно пахнут!

— Да, спасибо.

Шарлотта отдала ей потерявшую свою цену коробку с цветами и вышла из пансиона, пока старуха не начала задавать вопросы.

Голуби толпились у фонтана на площади Республики, их перебранка мешалась с шумом студентов, идущих из университета через пьяццу домой перекусить. Было настолько тепло, что в пиццерии напротив распахнули двери, и шеф-повар сидел в своём белом наряде на скамье, подставив лицо солнцу. Дым его дровяной плиты плыл к Шарлотте. Запах дыма вместе с длинными синими тенями и желтоватым булыжником, выложенным в виде набегающих волн, которым была вымощена площадь, — всё это напомнило ей летние прогулки с Джоном по ветреным галечным пляжам в Норфолке.

Она встретилась с графом в изысканном небольшом ресторанчике, помещавшемся на боковой улице в подвале, который был высечен в каменном склоне холма. Поскольку окна в нём были только в передней стене, а сверху всей своей массой над ним нависало шестиэтажное средневековое строение, дневной свет проникал в него лишь на несколько шагов от двери. Освещаемый одними свечами, ресторан походил на пещеру, где весь город хранил свои тайны, и после яркого октябрьского солнца Шарлотта с трудом нащупывала путь к столику. Идя впереди графа Маласпино, она споткнулась, и он подхватил её под руку, чтобы не дать упасть.

— Простите, граф!

— Прошу вас, зовите меня Дадо.

— Просто… после улицы здесь…

— А… ну да, вы, которые приезжаете из страны, где так мало солнца, всегда ищете его, тогда как нам, в Италии, нужно непременно прятаться от света. Кто знает, возможно, у нас выработалось к нему совершенно иное отношение?

Когда глаза Шарлотты постепенно привыкли к полутьме, она узнала несколько обедающих: VIP-персон, присутствовавших на столь трагическом открытии картины Рафаэля, двух элегантных стариков, друзей бывшего шефа полиции. Все мужчины приветливо махали или важно кивали её сопровождающему.

— Для человека, столь долго отсутствовавшего в стране, вы сохранили много друзей, граф, — сказала она.

— Зовите меня Дадо, пожалуйста! — ответил он. — Большинство этих людей не мои… они… были… старинными друзьями отца.

Метрдотель усадил их за столик, несколько великоватый для непринуждённой беседы. Когда Шарлотта подалась вперёд, чтобы что-то сказать, крахмальная льняная скатерть задралась, грозя опрокинуть её стакан с водой. Она подхватила его, пригубила и, ставя обратно на стол, заметила, что угодила рукавом в серебряную маслёнку. Ещё не привыкшая к этому сговору мелких неодушевлённых предметов против неё, она рассеянно тёрла жирное пятно, наблюдая за графом, который вёл себя как настоящий хозяин. Когда он наклонился к ней, скатерть и не думала мешать ему, стаканы стояли как вкопанные — всё внимание, как и принимавший заказ официант, записывавший за графом названия блюд, которые не значились в меню.