В перерывах между полётами Иванов, чувствуя слабость во всём теле, отходил от вертолёта и ложился где-нибудь в тенёчке. Он лёжал с закрытыми глазами и в мыслях уносился далеко от всего, что окружало его сейчас, туда, где они снова были вместе с Наташей: он видел её лёгкий поворот головы, улыбку, так нравившуюся ему, её живой взгляд серо-голубых глаз, слышал её красивый голос, её серебряный смех. Нет, он не мог поверить, что больше никогда не увидит её живую! Это несправедливо. Его руки ещё помнили прикосновение её пальцев. Она так любила переплетать его пальцы со своими. Они же договорились, что сегодня Наташа будет его ждать в гости. Она не могла погибнуть!
Когда Иванова окликали, он медленно приходил в себя, начиная воспринимать окружающую реальность, через силу поднимался и шёл к вертолёту. В полёте он думал о Наташе. О живой Наташе…
После окончания полётов Иванов узнал, что тела погибших уже перевезены в городской морг. Никому ничего не сказав, он не зашел ни в столовую, ни в общежитие, а отправился на квартиру Ковалёва. Хозяин открыл дверь пьяный.
— Помянешь? — спросил Михаил, проведя Иванова с порога на кухню.
— Налей.
— Тебе сколько?
— Полный, — Иванов взял гранёный стакан.
— Пусть земля, как говорится, ей будет пухом!.. — Ковалёв резко опрокинул в рот свою рюмку. Иванов выпил стакан водки как стакан воды, почти не почувствовав вкуса.
— Хочешь увидеть её? — догадался Михаил.
— Проведи меня… в морг, — произнёс Иванов.
— Не стоит на это смотреть, — вздохнул Ковалёв. — Я уже видел. Не ходи.
— Проведи меня в морг, — настойчиво повторил Иванов.
— Ну, что ж. Как хочешь… — Ковалёв пошёл одеваться.
В полутёмном и холодном помещении стоял тяжёлый смешанный с чем-то сладким запах формалина и жжёного мяса. Неяркий свет освещал просторную серую комнату, пол и столы в которой были заполнены чем-то похожим на тела людей или тем, что от них осталось. Михаил подвёл Иванова к группе бесформенных тел, лежащих на полу без одежды. Чуть в стороне одно тело скрывала белая простыня. Ковалёв остановился перед ним и показал глазами на простыню:
— Она тут. Это я её…
— Спасибо… — Иванов неотрывно смотрел на белую материю, скрывающую то, что осталось от Наташи. Он испытывал ни с чем не сравнимый накатывающийся ужас перед неотвратимым. «Там не она…» — стучала в голове последняя надежда. Михаил отвернул край простыни, открывая знакомое и незнакомое лицо:
— Дальше не надо, там… — он махнул рукой. — Может, я подожду тебя на улице? Ты не боишься?
Иванов не мог ничего ответить. Потрясённый увиденным, он уже не мог чего-то бояться: перед ним лежала мёртвая Наташа. Постояв немного и не дождавшись ответа, Михаил оставил Иванова одного.
Иванов стоял, не шевелясь, неотрывно глядя в одну точку на переносице девушки, ожидая, что произойдёт чудо, и вот-вот приоткроются любимые серо-голубые глаза. Наконец, он приблизился к Наташе и опустился на колени. Её правильные черты сковывала неестественная бледность, отчего лицо казалось восковым, но это было её лицо: глаза закрыты, на чистой обескровленной коже — ни царапинки, выражение спокойное и строгое, как у человека, выполнившего свой долг до конца. Она спасала раненных ребят и была с ними до последнего мгновения. Смерть лишь подчеркнула её красоту. Но в то же время что-то новое наложила смерть на дорогие черты: заострились нос и губы, они приобрели мраморный оттенок, отчего лицо, не потеряв красоты, приобрело выражение отчужденного спокойствия, уже прикоснувшегося к холодному дыханию вечности.
— Здравствуй… — произнёс Иванов тихо. В ответ — давящая тишина.
— Я пришёл… — и снова только леденящая душу тишина.
— Как же так, Наташа? Зачем ты здесь? Мы же договорились, что ты будешь ждать меня сегодня. А ты здесь…
Что-то давило в спину, будто кто-то пристально смотрел на него. Иванов медленно огляделся по сторонам. В полумраке царства мёртвых над Ивановым сгущалась вязкая гнетущая тишина.
«Жуткое место», — подумал Иванов. И ещё он подумал, что теперь Наташа ближе к ним, лежащим здесь, в холодном покое и тишине, а он, Иванов, им чужой. От этих мыслей по телу пробежал неприятный озноб.
— Тебе, наверное, очень холодно сейчас? Я согрею тебя, потерпи немного…
Подрагивающими руками Иванов нашёл под простыней Наташину руку. Ладонь была холодная, как пол. Он с трудом попытался пропустить свои пальцы меж её — так любила делать она. Но пальцы девушки не поддавались, и он только смог крепко сжать их.
Читать дальше