Александр Молчанов - Газетчик

Ольга Николаевна ушла и вернулась через пять минут. Ее лицо было белее мела.

— Он открыл замок, — сказала она.

Ружье Пшеницын засунул во внутренний карман куртки. К школе он подходил не со стороны центрального входа, а со стороны огородов.

Когда подошел, остановился возле коричневого бака с водой для полива. На боковой стене бака кто-то нацарапал по ржавчине гвоздем огромные, метра на полтора, красные буквы «ИБ-2». Наверное, название какой-то рок-группы.

Пшеницын привстал на цыпочки и закинул ружье на бак. Пусть здесь полежит. Пшеницыну не хотелось идти с ружьем в школу. Кто-то из учителей мог заметить, возникли бы ненужные вопросы.

На входе он попал в водоворот выходящих из школы учеников. Только что закончился очередной урок. Он смотрел на лица школьников и слушал их разговоры.

— Так что, идем сегодня на дискач?

— Да ну на фиг, сегодня по телику кино прикольное.

— Че за кино?

— «Тот самый Мюнхгаузен».

— Че, про войну что-нибудь?

— Нет, там про одного мужика, который все время врал.

— Прямо как ты.

Мальчишки засмеялись.

— Да ну его, это кино. Старье всякое смотреть. Я видел, мне не понравилось. Лучше на дискач сходить, с тимошатами помахаться.

Жизнь, страшная и неотвратимая, начиналась за порогом. А здесь был оазис. Сказочный город, полный чудес. Здесь не убивали и не умирали. Здесь не было болезней, пьянства и бедности. Все это было где-то там, снаружи.

Детство защищало обитателей этого маленького города от любых неприятностей. Оно как будто накрывало школу невидимым куполом. Все неприятности могли биться о стекло, но внутри не было слышно даже эха ударов.

Да, здесь были другие неприятности: двойки, ссоры, любовные муки, обиды, предательство. Все это было. Но любое, самое страшное горе любого из обитателей этого города не могло сравниться с тем горем, что окружало город снаружи. Оставайтесь здесь, не выходите на улицу. А когда выйдете — всю свою жизнь будете помнить о том, как вам было хорошо здесь. И всю оставшуюся жизнь вы будете тосковать по волнениям и тревогам, которые волновали и тревожили вас здесь.

Пшеницын почувствовал, что его кто-то толкнул. Он отступил, и в этот момент кто-то взял его за руку. Взял и тут же отпустил. Через секунду рядом послышался смех, и Пшеницын увидел, как три девчонки прошли мимо в сторону выхода. С краю шла Аня Трубникова. Это она только что на ходу коснулась его руки. Нет, не коснулась. Она что-то вложила ему в руку. Пшеницын поднял ладонь и посмотрел. В коридоре было полутемно, но он сразу понял, что это. Это был смятый и засохший березовый лист.

Пшеницын улыбнулся и направился в сторону учительской. Он поднялся по лестнице, предназначенной для спуска, и вошел в учительскую. Дверь в учительскую была открыта нараспашку, а в самой учительской никого не было.

Учителя столпились у двери. Они во все глаза смотрели на Кораблева, который стоял за решеткой возле окна, скрестив руки на груди. Рядом с ним на полу лежали два автомата Калашникова и мелкокалиберная винтовка.

— Как ты открыл замок? — спросил Мокин.

— Очень просто, — объяснил Кораблев. — 1844, год, когда родился ваш любимый Фридрих Ницше. У меня хорошая память на даты.

— Он нас всех убьет? — пискнула Ольга Николаевна.

— Не думаю, — ответил Мокин. — Если бы хотел убить — давно бы убил.

— Не говорите глупостей, — сказал Кораблев. — Выпустите меня отсюда.

— Об этом не может быть и речи, — отрезала Пергамент. — Теперь, когда вы вооружены, тем более. Вы нас всех здесь можете перестрелять, но я не допущу, чтобы вооруженный преступник разгуливал по школе.

— Я открыл сейф не для того, чтобы вам угрожать, — сказал Кораблев. — А наоборот, чтобы вы увидели, что меня не нужно бояться.

Кораблев поднял руку, и все стоящие перед ним учителя вздрогнули и подались назад.

— Для этого вы выбрали не самую подходящую тактику, — сказал Мокин. — Что бы там ни было, сейчас вы вооружены. И это сработает не в вашу пользу.

— Я вам не угрожаю.

— Каковы ваши требования? — спросил Рыбник.

Кораблев фыркнул.

— Нет у меня никаких требований! Я хочу, чтобы вы пришли в себя и вели себя как нормальные люди.

— Я уже позвонила в милицию, — сказала Пергамент. — Они не будут с вами церемониться. Он не сможет выйти из-за решетки. Давайте оставим его здесь до приезда милиции.

Учителя переглянулись и двинулись к двери.

— Стойте! — сказал Кораблев. Все остановились и посмотрели на него.