Александр Молчанов: Газетчик

— Посмотрел? — Он задыхался от злости. — Теперь покажи-ка свои документы.

Лупоглазый смотрел прямо в глаза Малышеву.

— Сержант, ты номера видел? — спросил он.

— Видел. — Малышев протянул руку. — Права и техпаспорт.

Лупоглазый выдержал паузу, потом покачал головой:

— Совсем люди страх потеряли.

Перегнулся через соседнее сиденье, достал из бардачка красное удостоверение с золотым гербовым тиснением.

— Что ты там бормочешь? Права и техпаспорт, я сказал.

Лупоглазый подал удостоверение Малышеву и попросил почти примирительно:

— Сержант, давай не будем усугублять.

В этот момент Малышев еще мог протянуть Лупоглазому его удостоверение, отдать честь и вернуться к созерцанию марева, но, к сожалению, последняя фраза, примирительная по содержанию, была произнесена оскорбительно покровительственным тоном.

Буквы плясали у Малышева перед глазами. Он едва сумел их сложить в слова «помощник депутата Государственной думы».

Малышев убрал удостоверение в нагрудный карман.

— Откройте багажник, — сказал он.

Лупоглазый криво усмехнулся:

— Серьезно?

Вместо ответа Малышев развернулся и двинулся к багажнику.

— Перегрелся, сержант, — проворчал Лупоглазый, но протянул руку и нажал нужную кнопку. Крышка багажника щелкнула и приподнялась как раз в тот момент, когда Малышев подошел. Он подцепил крышку кончиками пальцев и открыл ее. В багажнике лежали полупрозрачная пластиковая канистра, черные резиновые сапоги и монтировка.

Через секунду Малышев шел к кабине. В руке покачивалась канистра. Через ручку канистры была продета монтировка, как будто Малышев боялся испачкаться. Внутри канистры бултыхало.

Малышев поставил канистру на асфальт, аккуратно вынул монтировку и положил рядом. Лупоглазый смотрел на него со скучающим выражением лица.

— И что?

— А то, — торжествующе сказал Малышев. — Запрещено провозить в багажнике горючие и взрывчатые вещества.

— Слушай, сержант, хватит чудить, — Лупоглазый ронял слова без всякого выражения, — я тороплюсь. Ты уже достаточно накосячил, может, хватит? Покуражился — и будет. Верни мои вещи на место, и разойдемся миром.

— Провозить в багажнике горючие и взрывчатые вещества запрещено, — упрямо повторил Малышев.

— Мне в Волоковце сказали, что в Шиченге заправка не работает, а до Верховажья полного бака не хватает.

Малышев на секунду задумался.

— Я это изымаю. — Он кивнул на канистру.

— Хорошо, — согласился Лупоглазый. — Теперь я могу ехать?

— Штраф заплатите и поезжайте.

— Что?

— Что слышал. Штраф. Пятьдесят тысяч.

Лупоглазый поднял стекло и повернул ключ зажигания.

Не нужно было этого делать.

Обычно Вера Зуева обедала на работе, в столовой на первом этаже районной администрации. Она была методистом спортивного комитета, а по вечерам вела баскетбольную секцию. В сочетании с основной работой это давало ей право круглый год ходить в ярко-красном спортивном костюме. Кажется, никто и никогда не оспаривал это ее право, и красное пятно привычно маячило на всех праздниках, митингах и даже слушаниях по бюджету и совещаниях в администрации.

Сегодня в обеденный перерыв Вера зашла домой, благо от администрации до ее квартиры в трехэтажном благоустроенном доме, где с середины 1980-х жила почти вся элита поселка, было пять минут спокойным шагом. Вере нужно было забрать кое-какие документы, а кроме того, она хотела проверить кое-что связанное с сыном. Было у нее некоторое подозрение, которое она раньше времени не хотела высказывать вслух.

Так или иначе, в 13.45, когда сын Веры, десятиклассник Алексей, вернулся из школы, она была еще дома. Стояла на кухне, листала документы и думала, что, в принципе, можно было бы забрать их и завтра. В дверях скрежетнул ключ, потом дернулась дверная ручка, и дверь распахнулась.

— Ни фига себе, не заперто, — послышался голос Алексея.

— Видно, кто-то есть дома, — ответил Алексею женский голос.

Вера вздохнула с облегчением.

— Или папа с утра забыл дверь запереть. — Алексей заглянул в кухню. — О, мама, привет.

Алексей был худощавым юношей, темноволосым, с длинной челкой, спадающей на глаза. Глаза у него были мамины, серые, а губы отцовские — тонкие и капризные.

— Ботинки сними, наследишь в коридоре, — сказала Вера, не оборачиваясь.

— А ты что, дома? — Он снял ботинки и одним пинком отправил их назад — через коридор к входной двери.

— Что за вопросы? Это мой дом. — Вера положила документы в черную спортивную сумку. — Не забудь пообедать. И Нину накорми, будь гостеприимным хозяином.