Полина Дашкова - Приз

— Господи, — Кумарин схватился за голову, — вы сами это знаете, но не желаете верить! Ужас в том, что никто не желает! Приз — хороший добрый мальчик, душка, для пожилых. Прикольный стебный пацан для молодых. Демократ для демократов. Патриот для патриотов. Политикам кажется, что им можно манипулировать. И это, пожалуй, самое опасное.

— Всеволод Сергеевич, почему вы не можете уничтожить Приза? — тихо спросил Григорьев. — Вы, с вашим всесильным УГП, — почему?

— Уничтожить? — Кумарин усмехнулся. — Убить, что ли?

— Нет, ну скомпрометировать, посадить.

— Он не олигарх и пока даже не политик. Понятие компромата в России давно размыто и чаще работает, как дополнительный пиар. Заключение под стражу тоже, между прочим, пиар. Вы хотите, чтобы Вова Приз стал мучеником, жертвой произвола пакостных спецслужб? Кстати, сажать его пока не за что. Разве только за клевету.

— На кого?

— На меня. Он пустил слух, будто это я его раскручиваю. Приз, как кальмар, окружает себя чернильным облаком. Вокруг него сплошные мифы, сплетни. Это умно. Флер тайны никогда не мешал популярности. С другой стороны, в такой мути можно любую правду объявить мифом. Я — один из его мифов, меня он сделал частью своего чернильного облака. Кальмар! — Кумарин пошевелил пальцами, как щупальцами. — Меня так еще никто не использовал. Собственно, поэтому я им и заинтересовался всерьез.

— Погодите, Всеволод Сергеевич, насколько мне известно, если вы кем-то интересуетесь всерьез, вам довольно скоро удается узнать о человеке все. Почему же Приз до сих пор остается для вас загадкой?

— Потому, что никто не понимает, зачем мне это понадобилось. УГП — это не только я. Мои сотрудники — не куклы, не винтики. В моей структуре нет слепого беспрекословного подчинения. У меня не гестапо и не мафия. Самое забавное, что, когда я пытаюсь говорить с людьми из моего аппарата о Призе, они все скептически хмыкают. Приз — это несерьезно. Им кажется, я просто ревную к нему своего внука и, вообще, завидую его молодости и популярности. Я надеялся на историю с мемуарами, с убийством Драконова. Я с самого начала почти не сомневался, что это заказ Вовы Приза.

— Зачем убивать старика? Чем мешали мемуары? Тем более мемуары, которых нет?

— Я не уверен, что их нет. Но дело не только в них. С вашим драгоценным Рейчем Приза познакомил именно старик Драконов, сам не ведая, что натворил.

— О, да, — усмехнулся Григорьев, — Вова купил у Генриха магический перстень Отто Штрауса, надел на пальчик и стал всесильным.

— Перестаньте, — Кумарин поморщился, — перстень — ерунда, побрякушка. Тем более он его уже не носит. Дело совсем в другом. У Рейча Вова встретился с Рики, через него вышел на неонацистов. У них денег мало, зато есть связи. Что из этого получилось, мы с вами видели на кассете. Приз ищет денег. Не сегодня-завтра кто-то вложит в него пару-тройку миллионов. Не важно, кто именно. Саудовцы, американцы, наши богатые политизированные болваны. Кстати, знаете, сейчас среди богатых людей в России очень модно покупать всяких экзотических животных — крокодилов, бегемотов, черных свиней минипигов и держать их дома вместо банальных собак и кошек. Почему не завести кальмара? У него такие отпадные щупальца с присосками. Он та-акой прикольный, блин! Смотрите, как он лихо раскрутился за какие-то пятьсот тысяч. Что будет дальше?

— Да погодите вы, Всеволод Сергеевич, со своими блинами и кальмарами, — рассердился Григорьев, — я все понимаю, кроме одного: зачем было убивать Драконова? Ну познакомил, и что?

— А то, что мог потом болтать об этом в разных эфирах и в интервью. Драконов был любопытен, всюду совал свой нос, и болтлив до безобразия.

— На Рики не написано, что он неонацист, состоит в обществе «Врил» и тем более, что через него можно выйти на террористов. Я, например, узнал об этом только сегодня, — сказал Григорьев, — почему вы думаете, что об этом мог узнать Драконов?

— А почему вы думаете, что он не мог об этом узнать? Вы поймите, Драконов в последние годы пользовался любым информационным поводом, чтобы появиться в эфире или в какой-нибудь газетенке. Я вас уверяю: и во Франкфурте — Рики, и потом, в Москве — Вове он задал много неприятных вопросов. Франкфуртские контакты Приза должны быть герметичны. Драконов представлял потенциальную опасность. Не сегодня, гак завтра или через год, он мог стать косвенным источником информации о тех связях Приза, о которых никто не должен знать. Так не лучше ли сразу заткнуть писателя? Впрочем, я сам не был уверен, что это работа Приза. Я нарочно не лез в расследование, наблюдал. Следствие вели нехилые люди Лиховцева Зинаида Ивановна, железная тетка, лучший следователь прокуратуры. Ваш знакомый, майор Арсеньев. Мне было интересно, что они нароют. Так вот. Там тупик. Формально все чисто. Наркоман, рецидивист, ударил писателя по голове дубиной. Хотел ограбить. Улики, мотив, личность преступника, все о'кей. Правда, наркоман никак не признавался, тянул время. Но сегодня ночью он повесился в камере, оставил записку «Я виноват, мама, прости».