Полина Дашкова - Приз

— Интересное хобби, — заметил Кумарин, — даже интересней, чем у Рейча. Он хотя бы изучает историю.

— Я видел кое-что из его коллекции. Например, расческу Чикатило, грязный носок молодого Сталина. До сих пор пованивает.

— Вы издеваетесь?

— Ничуть. Лет пятнадцать назад он специально летал в Россию, в Ростов-на-Дону за расческой и в Туруханский край за носком. С середины девяностых Карим через Интернет активно общался с Рейчем, хотел купить у него чуть ли не всю его коллекцию. Рейч навел о нем справки и предложил обмен. Встреча Макмерфи с египетским доктором Абу-Бакром и чеченским полевым командиром Хасановым была заснята по инициативе Абу-Бакра. Хозяин виллы отпечатал несколько кадров, привез Рейчу и получил за это бритвенный прибор, принадлежавший Геббельсу. Собственно, этот прибор окончательно убедил руководство отправить меня в гости к Рейчу. Редкий экспонат Обнаружили при обыске на вилле Карима, упакованный в стеклянный сундучок, снабженный биркой с пояснениями, как и все прочие экспонаты. Самого Карима нашли мертвым. Только тогда и стало известно о его странном хобби.

— Наверное, к нему явился Сталин за носком.

— Или упыриха Майнхофф за своей пудреницей. А может, все злодеи сразу. В общем, он повесился в ванной. Самое неприятное, что никто из нашего департамента не успел с ним до этого побеседовать. Негативы той съемки скорее всего остались у Абу-Бакра.

— Так, может, это вообще работа Абу-Бакра, от начала до конца?

— Ему это ни к чему. Хлопот много, выгоды никакой. Снимков афганского периода у него не было, во Франкфурт он не летал, ни он, ни его люди в дом Рейча не приходили. Ограбление исключено.

— Ну тогда надо трясти голубую фею мужского пола, — пожал плечами Кумарин, — тут возможны три варианта: он сам провернул все это, либо продал кому-то, либо просто проворонил, оставил случайного гостя наедине с коллекцией.

— Совершенно справедливо, — кивнул Андрей Евгеньевич, — но когда я очень мягко высказал последнее из этих трех предположений, Генрих впал в ярость. Случайных гостей у них в доме не бывает. Без него Рики в голову не пришло бы залезать в сейф, показывать кому-то альбомы. А в его присутствии вынести их из дома незаметно просто невозможно.

— Ну хорошо, он помнит, кому в последнее время показывал снимки?

— Отлично помнит. Никому.

— А с Рики вы пытались обсуждать это?

— Пока нет. Завтра днем они оба отправляются в Ниццу. Боюсь, мне придется тоже туда слетать. Мы не договорили.

— Боитесь? — Кумарин засмеялся, так громко, что стали оборачиваться официанты и повар высунулся из дверного проема.

— Дней на пять, может, на неделю, — добавил Григорьев, немного смущенно, не понимая, что сказал смешного.

— Боится он, — фыркнул Кумарин сквозь смех, — совсем вы очумели, Андрей Евгеньевич. Любой нормальный человек на вашем месте радовался бы. Французская Ривьера, море, горы, красота немыслимая, лучшие в мире рыбные рестораны, вина, чудесные отели. Народу, правда, много. Конец августа. Кстати, вы номер себе уже забронировали?

— Нет. Рейч со своим мальчиком будут жить в Вильфранш, это маленький городок, в двадцати минутах езды от Ниццы.

— Изумительное место. Но там всего четыре отеля, вы знаете об этом?

— Понятия не имею. Рейч сказал, что они будут жить в отеле «Марго».

— А где собираетесь жить вы?

— Пока не знаю. Я как раз хотел завтра утром, после завтрака, зайти в ближайшее турагентство.

Григорьеву принесли чашку чая с ромашкой и мятой. У барменши блестела серьга в ноздре, фальшивый бриллиант. Она улыбнулась, покосившись на смеющегося Кумарина, и подмигнула Григорьеву, в прошлый раз он дал ей щедрые чаевые.

— Ладно, — вздохнул Кумарин, отсмеявшись, — расслабьтесь. Я все равно туда собирался, неделей раньше, неделей позже, не важно. Полетим вместе. У меня, как у всякого нормального российского олигарха, есть вилла на Лазурном побережье, как раз неподалеку от Вильфранш. Слушайте, вы бы хоть спасибо сказали. Я приглашаю вас в гости.

— Спасибо, — Григорьев принужденно улыбнулся, — но я должен поставить в известность Макмерфи, и не только его.

— Ставьте, ставьте на здоровье. Никто вам слова не скажет. Мы теперь союзники. Да, а как же колечко Магды Геббельс? Может быть, вы зря пренебрегли этим предложением? Вдруг оно принесло бы Маше удачу?

— Отстаньте, — махнул рукой Григорьев, — я пошел спать.

— Понимаете, мы с ее мамой, с моей дочерью, не разговариваем десять лет, с тех пор, как умерла ее мать, моя бывшая жена, — всхлипывая, объяснял режиссер Дмитриев.