Полина Дашкова - Питомник

— Конечно, — Ксюша наконец улыбнулась, — есть фрукты, йогурт, сыр. Хочешь гренки с сыром?

— Хочу. Ты долго собираешься оставаться в Москве?

— Не знаю. — Ксюша поставила чашки на стол, и Варя заметила на среднем пальце правой руки свежий порез, довольно глубокий, замазанный зеленкой.

«Значит, недавно возилась с этим ножичком. Вероятно, впервые держала его в руках. Я ведь тоже чуть не порезалась», — отметила про себя Варя.

— Да, скажи, пожалуйста, в ванной на полочке лежит складной нож, очень дорогая вещь, старинная. Правда, старинные ножи очень редко бывают складными, но от этого он становится еще более ценным. Наверное, нельзя его держать в ванной, там влажно. Это ведь антиквариат, диких денег стоит.

Ксюша застыла, несколько секунд смотрела на Варю испуганными, бессмысленными глазами и вдруг спросила нарочито небрежным тоном:

— Ты разбираешься в антиквариате? Можешь сказать, что это за нож?

— Твоя свекровь разбирается лучше, — улыбнулась Варя, — так почему он валяется в ванной?

— Я не знаю, — Ксюша растерянно заморгала, — я понятия не имею, откуда он взялся.

— Очень интересно. А кто заклеил дверной глазок жвачкой, тоже не знаешь?

— Наверное, мальчишки пошутили, — выпалила Ксюша, судорожно сглотнув, — тебе сколько гренок?

«Вряд ли в этом элитарном доме сейчас, жарким летом, остался хоть один мальчишка, — подумала Варя, — и почему она сама не могла открыть дверь и отодрать жвачку от глазка?»

— Две штуки, — сказала она вслух с улыбкой и тут же нахмурилась. — Смотри, у тебя кровь течет из пальца. Перекись есть?

— Да… — Ксюша ушла в ванную. И в этот момент зазвонил телефон. Он стоял рядом с Варей, секунду подумав, она сняла трубку.

— Ксюша? Куда ты исчезла? Я звоню от соседей, это кошмар какой-то, он дрыхнет и дрыхнет, я уж думала, совсем помер, — затараторил, взволнованный женский голос. — В гамаке во дворе проспал почти сутки, потом улегся в столовой, вставал пару раз, в сортир сходил, и опять дрыхнет, храпит, как боров, сил моих нет, я говорю, Олег, включи телефон или скажи мне цифровой код, а он чего-то бормочет непонятное, мне, между прочим, даже с сердцем плохо стало, ты исчезла с ребенком, меня не предупредила. Ну, не молчи, скажи, что мне делать? Я ведь не хозяйка, мне в Москву надо съездить, а как я дом на него, такого, оставлю, а? Ты меня слышишь, Ксюша?

— Это не Ксюша, я ее сейчас позову, — сказала Варя.

— А! — испуганно вскрикнула трубка. — Кто это? Где Ксюша?

— Меня зовут Варвара, я знакомая Галины Семеновны, вот, Ксюша уже идет. — Варя перец дала ей трубку.

— Да, я. Раиса, подождите, не надо так кричать, я ничего не понимаю… Ну, ладно, пускай спит… Нет, не надо вызывать врача, не волнуйтесь, он просто устал, у него такое бывает… Ну, может, он ночью работал, а днем отсыпается… Знаю, конечно, четыре тройки, ну да, потом «ее», синюю такую кнопочку нажмите, и все. Зарядное устройство в верхнем ящике комода. Вы можете подождать еще день? Мне надо сходить с Машей в поликлинику, взять направление на прививки, а наш врач принимает только в четверг. Ну что вы так переживаете, расслабьтесь, отдохните. Я позвоню вечером.

Она положила трубку и выразительно закатила глаза.

— Совершенно безумная женщина.

— Кто она?

— Домработница. У нее сложные отношения с Олегом. Ей не нравится, что он все время спит.

— А может, он правда заболел? Действительно странно, что человек спит сутками.

— Ага, заболел, — Ксюша зло усмехнулась, — конечно же! Заболел! Бедненький! Я даже диагноз знаю. Нарколепсия, приступ патологического сна. — Она рухнула на стул, сжала ладонями виски и пробормотала:

— Не могу больше. Все. Не могу! Уйду, хотя совершенно некуда.

— Олег наркоман? — тихо спросила Варя. Ксюша молча кивнула, встала, вытащила гренки из микроволновой печи.

— При нарколепсии человек спит страшно долго и крепко, может отлежать себе какую-нибудь конечность так, что потом приходится ампутировать, — глаза Ксюши холодно сверкнули, — может и умереть во сне. Конечно, этого я ему не желаю. Ешь гренки, они вкусные, пока горячие.

Несколько минут молча ели, наконец Ксюша произнесла:

— Я тебя впервые вижу. Так получилось, что сорвалась при тебе. Извини. И, пожалуйста, и говори никому.

— Хорошо, — кивнула Варя.

— Главное, Галине Семеновне не говори. Она скрывает это изо всех сил, даже от себя самой. Она хороший человек, сына любит без памяти. Но есть у нее одна странная черта. Общественного мнения она боится куда больше, чем реальности. Понимаешь? Иногда мне кажется, ей легче пережить его смерть, чем огласку. Не дай Бог, кто-нибудь узнает, что у Галины Семеновны Солодкиной, такой благополучной, такой блистательной дамы, единственный сын — наркоман.