Полина Дашкова - Питомник

Ксюша растерлась полотенцем, подняла с пола халат и вдруг заметила под раковиной какой-то узкий черный предмет. Она взяла в руки, повертела и не сразу поняла, что это.

— Ваня, если ты сейчас скажешь, что в туалетном бачке в квартире невесты Фердинанда вы не нашли нож с ромбовидным лезвием, завернутый в несколько слоев полиэтилена, я заставлю тебя съесть весь морковный салат. — Илья Никитич крутанулся в кресле, извлек пластиковую банку и поставил ее на стол перед капитаном Косицким. — И еще, Ваня, я навсегда запрещу тебе курить в моем кабинете. Ну, где орудие убийства?

— Не смешно, — мрачно помотал головой Иван и принялся разминать сигарету, — салат я, положим, могу съесть, хотя меня от морковки воротит. И курить могу уйти в коридор. Но обыск мы все-таки провели не зря.

— Ешь! — злорадно ухмыльнулся Бородин, снял крышку и сунул капитану в руку пластиковую вилку. — Это чрезвычайно полезно для здоровья. Каротин улучшает зрение, укрепляет зубы и повышает иммунитет. Приятного аппетита.

— Илья Никитич, может, вы сначала меня послушаете? — Иван с отвращением покосился на морковку. — Вы ведь думаете, что обыск не дал ничего, вообще ничего. А это не так.

— Неужели наркотики? — Бородин всплеснул руками. — Или мешок тротила?

Иван щелкнул зажигалкой, глубоко затянулся и произнес очень медленно, по слогам:

— Кар-точ-ки.

— Что, прости? — Илья Никитич склонил голову набок.

— Визитные карточки, с французским именем, парижским адресом.

— Ага, ясно. Фердинанд — французский шпион, — прошептал Бородин и тихо присвистнул:

— Да, Ванюша, молодец, поздравляю. Надо срочно звонить в ФСБ. У меня там есть хороший знакомый, подполковник Свиридов, он, правда, занимается борьбой с терроризмом, но тут определенно может быть связь.

— Да, конечно, звучит смешно, но дело в том, что карточек этих пятьдесят штук. Одинаковых. Он заказал их, понимаете? Заказал для себя. Зачем? Чтобы выдать себя за французского корреспондента. Это слово я сумел разобрать, хотя учил немецкий. Почему именно пятьдесят? Потому что нельзя ведь заказать только три штуки. Ему, я уверен, нужна была всего одна. А знаете, как называется журнал, в котором работает корреспондент Пьер Жермон? — Капитан сделал паузу и торжественно произнес:

— «Лез анфан»!

— То есть «Дети». — Илья Никитич поставил локти на стол, сплел пальцы и уложил на них подбородок. — А что, действительно, существует такой журнал?

— Не важно. Как вы думаете, почему для шибзика тема интерната самая болезненная?

— Потому, что его обожаемая Лика мучилась раскаянием, отдав племянницу чужим людям. — Бородин пожал плечами. — Это как раз совершенно ясно.

— А мне не ясно. — Косицкий низко опустил голову и взглянул исподлобья. — Мне не ясно, Илья Никитич, почему вы не желаете понимать очевидных вещей. Допустим, мы с вами выяснили наконец адрес интерната. Что бы мы предприняли?

— Ну, для начала я бы тебя отправил по этому адресу с какой-нибудь легендой.

— Правильно, — кивнул Иван, — и какая легенда была бы оптимальной?

— Ну, не знаю. Корреспондент…

— Вот! — Косицкий поднял палец. — Однако мы с вами имеем возможность подстраховаться на случай проверки, а у Фердинанда такой возможности нет. Тетя Юка выучила его французскому. Он подрабатывает переводами, и вполне понятно, что ему пришло в голову представиться французским корреспондентом.

— Ну да, конечно, если не убийца, то хотя бы конкурент, — проворчал Илья Никитич, — Ваня, ну ты же сам говорил, он у нас умный. Неужели ты думаешь, он собирается сам покарать преступника? У него нет оружия, он слабый, нездоровый человек.

— Что касается оружия, мы с вами знаем: достать пушку сейчас совсем не сложно. А что касается ума, то в данном случае эмоции все-таки перевешивают. Смертной казни у нас пока нет. Знаете, если бы с женщиной, которую я любил, такое сделали, — Косицкий болезненно сморщился, — я… я мог бы, пожалуй, решиться. То есть, конечно, в последний момент я бы, вероятно, сдержался, но знаю совершенно точно: я бы не сидел сложа руки. Я бы по крайней мере искал. А уж если бы меня заподозрили в этом кошмаре… Надо допросить его еще раз.

— Он не скажет, — покачал головой Бородин, — ты, пожалуй, прав. Он собирается действовать самостоятельно. Он нервничал на допросе, однако упорно гнул свою линию, пытался косвенно убедить меня, что убийство связано с событиями десятилетней давности. И в общем это вполне логично. Что у нас есть в этом направлении? Журнал в доме убитой, тот самый, который передал ей в кафе Олег Солодкин. Десять лет назад его мать Галина Семеновна хлопотала об устройстве четырехлетней слабоумной девочки. То есть собственной внучки? Ну ладно, она не считала Люсю своей внучкой, ненавидела Ольгу. Сначала убила ее, потом пристроила ребенка?