Фрэнк Фелитта - Похоронный марш марионеток

— Хорошо, давай будем здесь встречать рассвет.

Сантомассимо вышел на балкон и сдвинул вместе два шезлонга, принес одеяла и застелил их. Они с Кей устроились и приступили к трапезе. А потом они лежали и ждали пробуждения птиц. Несколько раз Сантомассимо просыпался, но боялся шевелиться, чтобы не разбудить Кей. Его рука лежала на ее груди, под лифчиком, и он чувствовал покой — впервые за последние годы. Неловкость, которую он ощущал ночью, исчезла.

Окончательно его разбудил начавшийся прилив. Кей крепко спала, спрятав руки у него на груди, под рубашкой.

Она проснулась значительно позже. Резко дернулась, с тяжелым вздохом подняла голову и села. Она вся дрожала, и Сантомассимо понял, что ею вновь овладел страх. Он тоже поднялся.

— Успокойся… — тихо уговаривал он ее.

От волнения она покрылась гусиной кожей, но всякий раз отстранялась, как только он пытался к ней прикоснуться.

— Этот мертвый парень стоит у меня перед глазами, — прошептала Кей. — Он был совсем юным. Он не выходит у меня из головы.

Сантомассимо прижал ее к себе; тепло его тела и тихий голос немного успокоили ее.

— Я знаю, — сказал он. — Убийство — это всегда отвратительно.

Она вновь отодвинулась:

— Да, но разве мы не прикладываем массу усилий, чтобы превратить убийство в удовольствие?

— Не понимаю.

Она сидела на краю шезлонга. Сантомассимо смотрел на ее лицо, и ему казалось, что никогда прежде он не видел такого прекрасного лица, на котором отражалось бы столько муки.

— Мы играем с насилием и убийством, — сказала она. — Такие люди, как я. Как Хичкок. И те, кто восхищается его фильмами. Мы показываем их широкой аудитории, исследуем, восхваляем и даже… почитаем за великие произведения искусства… — Глаза Кей расширились и заблестели. — Мы… любим их.

Сантомассимо откинулся в шезлонге. Кей была похожа на ангела, созданного из гипса фантазией Жана Дюнара.

— Это всего-навсего вымысел, — возразил он.

— Но не для этого убийцы, — резко парировала Кей. — Для него это реальность. И мы — режиссеры, продюсеры, актеры, критики, преподаватели — ответственны за такое восприятие. Восхваляя подобные фильмы, мы претворяем вымысел в жизнь.

— Люди склонны винить в насилии самих себя и общество. Но эти убийства, Кей, совершает сумасшедший одиночка. Психопат, живущий внутри собственного безумного фильма.

— Я не согласна с этим, Фред. Насилие волнует нас. Возбуждает и ужасает одновременно. Получает «Оскары». Нас всех можно обвинить в подстрекательстве… в искусственном разжигании этого извращенного инстинкта… Неужели ты не понимаешь? Мы сами сотворили этого монстра.

— Ты не можешь винить всех и каждого в убийствах, которые совершает один психопат.

— Один? Да их вокруг сотни. Тысячи. Только в одном этом чертовом городе. Их терзают комплексы, одолевает депрессия, они кипят злобой. Эти хрупкие, впечатлительные натуры балансируют на грани безумия… и неизменно соскальзывают за эту грань, туда, где нет морали, человеческого сострадания, любви…

— Кей…

Она прижалась к его груди.

— Боже мой, Фред, как я могла соприкоснуться с безумным миром Хичкока? Я была обычной, немного честолюбивой студенткой, специализировалась на творчестве Чосера 115 и однажды, в одну дождливую субботу, решив спрятаться от непогоды, забежала в кинотеатр и попала на ретроспективный показ фильма «Тридцать девять ступеней». 116 Я не была страстной любительницей кино, но этот фильм заворожил меня своей образностью, лаконичностью языка и глубиной символов. Он заставил мой пульс участиться, а мои мысли — воспарить ввысь. Фильм был хитрой уловкой, а я стала объектом изощренной манипуляции, но это было для меня новым искусством, и я полюбила его. Я отдалась ему целиком, не раздумывая.

Говоря все это, Кей цеплялась за него, словно тонула в открытом море. Сантомассимо крепко прижал ее к себе и принялся гладить по голове. Постепенно она успокоилась и уснула, держась за его руку; вскоре он забылся рядом с ней. Разбуженные восходом солнца птицы пели и летали у них над головами.

Легкий утренний туман над центром Лос-Анджелеса быстро рассеялся, и вскоре на небе не осталось ни единого облака. Нависавшие над улицами высотки застыли подобно пирамидам, древним и вечным.

На шестом этаже белого и блестящего здания уголовного суда открыла заседание окружной прокурор Жаклин Рэндольф. Рядом с ней находился комиссар полиции Терренс Макграт, плотный мужчина лет под шестьдесят. За длинным столом сидели капитан Эмери, лейтенант Хирш из центрального участка, капитан Хэллек из участка Тридцать третьей стрит и капитан Каллахан из участка Ньютон.