Эван Хантер - Молодые дикари

— Послушайте, я не знаю, как вы, а я не прочь выпить кружку пива, — сказал Фрэнки. — Идем. Я плачу.

Они направились к Пятой авеню. Оба парня шли особой вихляющей походкой, сунув руки в карман, расправив плечи, высоко держа голову и устремив взгляд прямо перед собой. В обоих чувствовалась такая же небрежная уверенность в себе, как у голливудских кинозвезд. Они знали, кто они такие, и носили свою дурную славу с привычным безразличием, хотя и не без некоторой гордости.

Пытаясь завязать разговор, Хэнк спросил:

— Вам нравится Гарлем?

Фрэнки пожал плечами.

— Конечно.

— Почему?

— Что значит — почему? Я здесь живу. Все меня здесь знают.

— Разве тебя не знают в каком-нибудь другом месте?

— О да, знают, когда я проломлю кому-нибудь башку. — Он, довольный, хохотнул. — Да, меня знают эти итальяшки. Но я не это имею в виду. Здесь все меня узнают, когда я прохожу по улице. Все знают, что я — Фрэнки. Все знают, что я — президент «Всадников».

Пройдя Сто одиннадцатую улицу, они подошли к маленькому бару на Пятой авеню. В двух окнах бара красовалась вывеска, написанная золотыми буквами: «Las Tres Guitak»).

— «Три гитары», — перевел Фрэнки. — Мы называем его «Las Tres Putas», что значит: «Три шлюхи». Здесь вы всегда можете подцепить девочку. Приятное место. Здесь подают хорошее пиво. Вы любите пиво?

— Да, — сказал Хэнк.

— Прекрасно. Проходите.

Они вошли. Слева во всю длину стены тянулась стойка бара. Напротив располагались кабины. Трое мужчин стояли у стойки и пили, но как только Хэнк с ребятами вошел в бар, они тут же поставили свои кружки и вышли на улицу.

— Они думают, что вы спецагент, — пояснил Фрэнки. — Все в Гарлеме начинают нервничать, когда дело касается наркотиков. Как только они видят незнакомца, они тут же автоматически считают, что он федеральный агент, который ищет, кого бы арестовать за наркотики. В Гарлеме знают в лицо всех переодетых полицейских, а хорошо одетый незнакомец — бац! — обязательно должен быть агентом. И они не хотят быть вблизи того места, где может произойти арест, так как иногда парень, которого арестовывают, пытается отделаться от этой дряни, вы понимаете?

— Понимаю, — ответил Хэнк.

— Хорошо. Он выбросит эту дрянь, и она может оказаться около вас, у ваших ног, или что-нибудь в этом роде. А следующее, о чем вы узнаете, это то, что вас арестовывают за владение наркотиком, а то и за намерение продать его. Поэтому, если вы замечаете агента, то самое лучшее для вас — бежать без оглядки. Давайте сядем в этой кабине. Эй, Мигель, подай три кружки пива! Здесь хорошее пиво, вам понравится.

Они сели. Фрэнки положил руки на стол. Они казались огромными.

— Итак, вы работаете на Ральфи? — спросил он.

— Допустим, так, — ответил Хэнк.

— Для меня это дело абсолютно ясное, — заявил Фрэнки. — У «Орлов» нет никакого шанса. — Он помолчал, а затем, как бы между прочим, спросил: — А вы как считаете?

— Я считаю, что против них достаточно улик, — ответил Хэнк.

— Ну, тогда, я надеюсь, вы хорошо ими воспользуетесь. Между «Орлами» и черномазыми не такая уж большая разница, чтобы можно было выбрать, кого больше ненавидеть. Однако в этом соревновании «Орлы», я думаю, одерживают верх.

— У вас бывают неприятности с цветными бандами тоже? — спросил Хэнк.

— Неприятность — это наше отечество. Мы находимся прямо посередине. Итальяшки смотрят на нас сверху вниз, черномазые тоже смотрят на нас сверху вниз. Где же наше место? Мы оказываемся в униженном положении, как будто мы не принадлежим к человеческой расе, усекаете? Мы что-то такое, что выползло из канализационной трубы. Черномазые считают, что они что-то из себя представляют, потому что вдруг стали носить белые рубашки и галстуки вместо того, чтобы бегать в джунглях с копьями. Приятель, мой народ — гордая раса. Пуэрто-Рико — не африканские джунгли. А что дает повод итальяшкам думать, что они такие величественные и могущественные? Чем они могут гордиться? Муссолини? Великое дело! Этим парнем Микеланджело? Ну, он еще куда ни шло. Но, черт возьми, что они сделали за последнее время? — Фрэнки помолчал. — Вы слышали когда-нибудь о Пикассо?

— Да, — ответил Хэнк.

— Пабло Пикассо, — повторил Фрэнки. — Он самый выдающийся художник, который когда-либо жил на земле. Я ходил в музей посмотреть на его картины. Приятель, это музыка! И знаете что? У него в венах течет та же кровь, что и у меня.

— Ты ходил в музей смотреть выставку Пикассо? — удивился Хэнк.

— Конечно. Со мной был Гаргантюа. Помнишь?