Эван Хантер - Молодые дикари

Отец ответил: «С ним все в порядке, с ним все в порядке. Они ничего ему не сделали».

И, может быть, они действительно ничего не сделали. Но с этого дня он начал заикаться и заикался до тех пор, пока ему не исполнилось одиннадцать лет. Когда он стал юношей, заикание стало реже, но возвращалось всякий раз, как только что-нибудь расстраивало его, и тогда он снова вспоминал четвертое июля в Гарлеме с фейерверками, рвущимися вокруг него, с дьявольским адом у своих ног, над своей головой, вокруг себя.

Он поднялся по лестнице дома, где жила Мэри Ди Пэйс. Ее квартира находилась на четвертом этаже. Пружина для замка на ящике для бутылок с молоком была сбита, и замок свободно висел на дверце. Его первой мыслью, было, что в Гарлеме ВСЕ ЕЩЕ продолжают воровать молоко. Он мрачно усмехнулся. Люди могли изобрести искусственные спутники, чтобы запустить их в космос, могли послать ракеты на Луну, могли создать межконтинентальные баллистические снаряды, способные уничтожить города, а здесь, в Гарлеме, если вы не установите проволочный предохранительный крюк на дверцу ящика для молочных бутылок, с помощью которого его можно запирать изнутри вашей квартиры, молоко все равно украдут. Вздохнув, он постучал в дверь.

— Хэнк? — раздался ее голос.

— Да.

Дверь открылась.

— Привет, Хэнк, — сказала Мэри. — Входи.

Выражение ее глаз было усталым, а скорбные морщинки в уголках рта явно выдавали напряжение последних нескольких дней. Но тут же он понял, что она, как всякая женщина, преодолев ужас и состояние истерии, вызванные первоначальным потрясением, теперь с удивительным самообладанием готова была предстать перед тем, что ожидало ее впереди. В ее взгляде (а он знал этот взгляд, он часто видел его на лице Кэрин) было сочетание силы, достоинства и решимости. Этот взгляд испугал его. Это был взгляд тигрицы, охраняющей вход в логово со своими детенышами.

— Входи, Хэнк, — повторила она. — Я только что пришла. Я разговаривала с защитниками Дэнни... На этот раз не будет никаких сцен, — заверила она. — Я обещаю.

Он прошел за ней по короткому коридору в гостиную, обставленную мебельным гарнитуром, купленным в одном из магазинов на Третьей авеню. В одном углу комнаты на столике стоял телевизор. На единственном окне, которое открывалось в узкое, похожее на шахту пространство между домами, висели шторы. За окном спускалась пожарная лестница.

— Присаживайся, Хэнк, — пригласила Мэри. — Здесь не так уж плохо. Через это окно и окно в спальне напротив, которое выходит на улицу, немного продувает.

— Спасибо, — ответил он и сел на диван. Несколько минут царило неловкое молчание. Затем он сказал:

— У тебя неплохая квартира, Мэри.

— Не обманывай, Хэнк, — ответила она. — Я переехала сюда с Лонг-Айленда и знаю, что такое хорошая квартира.

— Почему вы вернулись в Гарлем, Мэри?

— Они сократили производство, и Джонни потерял работу. Мы скопили немного денег и, я думаю, мы могли бы продолжать там жить, но один из наших друзей открывал обувной магазин здесь, в Гарлеме, и предложил Джонни стать его компаньоном. Джонни решил, что нам следует принять предложение. Я тоже так думала. — Она покачала головой. — Тогда это казалось правильным решением. — Она помолчала. — Если бы мы могли предвидеть, если бы мы могли знать... Она не закончила фразу и погрузилась в молчание.

Он сидел, наблюдая за ней и гадая, действительно ли прошло первоначальное потрясение. Она вдруг подняла глаза, и какое-то время они смотрели друг на друга через широкую бездну прошедших лет. В течение нескольких минут ни один из них не проронил ни слова. Затем, словно борясь с внутренним тайным решением, Мэри спросила:

— Хочешь что-нибудь выпить?

— Нет, если это связано с какими-нибудь хлопотами. Я пришел только...

— Мне немного стыдно, Хэнк, — сказала она, опустив глаза, — я так вела себя в твоем кабинете. Я хочу извиниться.

— Мэри, нет необходимости...

— Такое... понимаешь, никогда не думаешь, что подобное может случиться именно с тобой. Все время читаешь об этом в газетах, но для тебя это ничего не значит. И вдруг это случается с тобой. С твоей семьей. С тобой. Требуется... требуется некоторое время, чтобы... осознать это. Так что... пожалуйста, прости за то, что я так себя вела. Я была сама не своя. Я просто... Она быстро встала. — У нас есть только виски и джин. Что ты предпочитаешь?

— Джин, — сказал он.

Она ушла на кухню. Он слышал, как она открыла дверцу холодильника, слышал дребезжание подноса со льдом. Вернувшись в гостиную, она подала ему бокал и села напротив него. Они не произнесли тоста, а молча пили маленькими глотками. Внизу, во дворе, кто-то загремел крышкой, закрывая мусорный бачок.