Алексис Парнис: Мафиози

Его звали Валентино Риакони, и у него было маленькое предприятие, сдававшее яхты напрокат и предлагавшее одновременно с командой нежное общество дев.

- Мне помог основать собственное дело мой благодетель Игнацио Паганини. Он был лучшим другом моего покойного отца и покровительствует мне, как родному, с тех пор как я остался сиротой, - уведомил он. - Я хорошо знал твоих братьев, особенно младшего, Витторио. Мы оба были помешаны на морском спорте. Однажды мы добрались на яхте аж до Венесуэлы...

«В то время как я не удостоился даже путешествия на островки ближайшего Саронического залива... Если не считать Эгины, куда я ездил с богомольной Адрианой на праздник святого Нектария», - подумал Марио и в тот же момент начал испытывать неприязнь к болтливому протеже Паганини.

- Сегодня вечером гульнем... Я тебя познакомлю с самыми важными лицами Лос-Анжелеса, - пообещал Валентино, когда огромный «кадиллак» въехал в освещенное безумие бульвара Сансет, с заблудшими стадами хиппи и вопиющим порнографическим фольклором.

- Я не могу оставить моего отца в одиночестве, - уклонился Марио от приглашения под благовидным предлогом.

Однако отец убедил его развлечься этой ночью и непременно с Валентино.

- Я понимаю, его общество не очень тебя радует. Однако мы не должны обижать Валентино. Он воплощает в себе мою святую клятву у смертного одра моего друга... Я покровительствую ему с детства, хотя он вовсе не достоин моей заботы. Учение ему не нравилось... Только наслаждения, и притом самые вульгарные. Огромный рост, а мозга крупица. Я открыл ему целый ряд дел, и во всех он обанкротился с огромным ущербом. Надеюсь, сохранит хотя бы это предприятие с яхтами - это как-никак его стихия...

Действительно, этот Валентино был настоящим ничтожеством - сочетание тупицы-насильника и медоточивого сводника. Он, перешагнувший за свои двадцать восемь лет, обладал обычными чертами средиземноморского типа людей - красивый рот, смуглая кожа, кудрявая голова, глаза, жаждущие удовольствий. Однако огромный, сверхъестественный подбородок и сломанный нос придавали ему звериное выражение жестокого кулачного бойца, специалиста по грязной игре.

Присутствие Марио сдерживало его порывы, и он вел себя вполне светски в аристократическом баре Беверли Хиллз, где они выпили первый виски. Рядом с Марио он держался, как малый ребенок из исправительного учреждения, радующийся, что любимый учитель взял его на прогулку. Одетый в гранатовый смокинг с прелестной вышивкой, он, будучи на голову выше Марио, осматривал благодушную субботнюю толпу, узнавал знакомых и громогласно приглашал угоститься. Все спешили на зов с чрезмерной сердечностью, почти неестественной. У многих в улыбающихся глазах стыло испуганное, подозрительное выражение малыша, кормящего гиену свозь решетку зоопарка.

Немного за полночь Валентино таинственно ухмыльнулся:

- Я приготовил тебе большой сюрприз на сегодняшний вечер. Одни хорошие друзья устраивают вечеринку. На своей яхте...

Вечеринка была в самом разгаре, когда они явились на стоящее на якоре судно. Марио оказался среди полуголого сброда из содомных плейбоев и местных звезд, набрасывающихся на удовольствия двадцатого века с каннибальской жадностью пещерной эпохи...

Он проснулся утром с ощущением младенческой невинности на устах, подрагивающий от рассветных, розовых атавизмов. Неизвестная голая нимфа спала рядом с ним, и он лежал, положив голову ей на грудь.

Малюсенькая спальня на юте была обита алым атласом по стенам и потолку. Волнистые отблески моря, увеличенные стеклом иллюминатора, зажигали голубовато-красное пламя на возбуждающей обивке.

Девушка была фантастически красива, настоящее белокурое видение с алебастровыми, точеными ножками и твердой высокой девственной грудью. Ее изваяли из наиболее ангельских материалов наиболее черные демоны похоти - золотая тень лобка была их печатью: «Сделано в аду». Он вскочил, протирая глаза, койка колыхнулась, однако девушка не проснулась, лишь изменила свою позу - со спины повернулась на правый бок. Тогда он увидел на ее спине другую печать: это была записка для него, написанная несмываемой краской и притом человеческой рукой: «Подарок от Валентино Риакони».

«Вот сводник...» - удивился Марио и улыбнулся, польщенный, как античный бог, получивший дороге подношение. Он почувствовал внезапную симпатию и щедрому дарителю - скорее своднику, как надо бы его назвать, однако подобная фраза показалась святотатственной, не столько по отношению к Валентино, сколько к девушке. Ее внешность нереиды была точной копией того идеального женского облика, который он лелеял в своих самых сокровенных сексуальных мечтах - можно было подумать, сам он и породил ее этой ночью из своей головы, как Зевс Афину. Лишь один раз Марио испытал подобное ощущение с той датчаночкой-стриптизницей, работавшей только один вечер - возможно, по недоразумению - в дешевом ночном клубе. Конечно, он не осмелился даже поднять глаз на эту смелую, неосуществимую мечту. Она виделась ему гордым императорским лебедем, ночной клуб - затхлым болотом, а сам он себе - бедной лягушкой в липкой воде. Как же быстро он превратился в принца...