Сергей Разбоев - Воспитанник Шао.Том 1

— На том, — продолжал любезничать Чан, — что выдержка должна сейчас, как никогда, контролировать наши грозные порывы.

— Но насчет агента.

— А разве мы не о нем говорим?

Динстон неумело промолчал.

— Первоочередная информация будет поступать лично к вам не позднее получаса после меня. Это, конечно, касается сведений о монахе.

— Считаю нужным уведомить вас, что этот вопрос больно затрагивает интересы наших служб. И наше руководство отнесется с полной серьезностью к его разрешению. Пало восемь наших толковых агентов в России. Убийцу нужно достать. Это не человек.

— Мы догадались, господин полковник, потому и примем все подлежащие меры.

— Чумные вы какие-то. Но позвольте откланяться. Поверьте, средства печати могут одинаково больно задевать и вас, и нас. Но для вас это чревато большими неприятностями.

— Примите нашу признательность за предостережение. Вы будете постоянно в курсе событий.

— Хочется верить, — с большим сомнением в голосе попрощался Динстон. — Помните: ни вам, ни нам живой он спокойствия не принесет.

В ответ Чан успокоительно поднял руку.

Уже в машине Динстон недовольно пробурчал:

— Вот и разговаривай с коллегами, Каждый мнит себя хозяином на своей ферме. Одно слово — китайцы. Что вы скажете, Кевинс?

Майор, словно очнувшись от летаргического сна, отчужденно посмотрел на полковника.

— Ровным счетом ничего, сэр, кроме того, что они мне тоже напоминают монахов.

— Все они одним миром мазаны, — зло сплюнул Динстон. — Тогда это чувствовалось и сейчас ничего не изменилось. Неужели снова в Шанхай гнать, выискивать Маккинроя? Денег немалых требует. А ведь не обойдемся без него. У него связи. Закажите разговор, майор. На генерала нужно давить. А Чан? Этот, вообще, скользкая бестия. Образчик змеи и пира. Тоже нервишки нам пожжет. Но во многом прав. Пусть? И мы свое закрутим. Посмотрим, как они будут выглядеть когда почувствуют наше мощное прикосновение. От эгого монаха у меня снова начала голова болеть Тогда нехорошо было и сейчас настроение ломит.

— Неужели, сэр, вы полагаете, что на этого изгоя придетси потратиться?

— Не знаю, Кевинс, не знаю. Но если он обошелся нам а полтора миллиона а тот раз, то и в этот не меньше придется платить. Он не один. К тому же ему сопутствует удача. Фортуна — она любит свежих. А нам приходится уповать на себя, на деньги. Лучше nepeплатить и коротко закончить дело, чем тянуть, пока не отправили в отставку. Сколько наша фирма потерила с того злополучного шестьдесят первого. А деньги они берегут и нервы, и здоровье и положение. Надо только не скупиться. Нет, это мои последние дни в этой неприступной стране. Хватит. Баста. Мне нужен приемлемый климат. Это каторга: пребывать здесь не по своему желанию.

В меру скромный, скрытый от постороннего глаза в густой зелени, особнячок на краю города. Ухоженный дворик. Представительные ворота с не менее внушительным высоким забором и выпирающими кривыми иглами с внутренней стороны. Свежесть. Покой.

Визгливый голосок не прослушивался за непомерно толстыми стенами дома, построенного в строго колониальном стиле.

— Винь, еще вчера я долго ожидал вас здесь, до полуночи. Что за медлительность? — ворковал раздражительным фальцетом малюсенький человечек.

Майор лакейски изогнулся в поклоне и заговорил, но совсем не таким голосом, каким разговаривал с генералом.

— Товарищ начальник, товарищ министр, нами были приняты самые решительные меры, самые максимальные, самые скорые. Но нерасторопность пограничной службы позволила монаху скрыться.

Теневой недовольно постучал карандашом по столу.

— Какой он вам монах? Если вы не будете мыслить шире, я отправлю вас туда, откуда взял. Это русский. Русский душой, кровью, мыслями. Вы должны помнить, если еще не пропили остатки своих мозгов! И дело-то не в нем. Сам он ничто. И, как номер очередного агента, вычеркнут из списков. Дело все в идеях, демагогии, которую он притащил за собой, сюда, по наши крестьянские души. Как идеологический работник уясните себе, что сейчас, проникнув на территорию метрополии, он стал носителем русского духа, русской идеологии. Раз он отказался выполнять указания хозяев, все равно, американцев или наших, он враг. И его судьбой должна быть или тихая смерть, или шумный налет на газетные полосы в качестве русского агента и провокатора. В свое время я предположительно готовил его для такой роли, но он умудрился сам влезть в эти сети. Нам ни к чему, чтобы поветрие северных умов растлевало китайские души. Монахи опасны тем, что вечно якшаются в толпе. Его слова могут очень быстро разойтись по Срединной. Понимаете? У нас свои традиции хорошие. Первая из них — покорность и повиновение. Иначе хаос. Бунтарей своих хватает. Во все века. Ни к чему сквозные ветры. Живым или мертвым, но он должен быть изолирован. Прочее мы дополним. Нужны фотографии. По возможности, видеоленты. Рожа у него слишком подходящая. Тогда и Чан недолго отсидит на своем угрожающем месте. В нем нет повиновения: много рассуждает, не к месту своевольничает, читает зарубежную литературу. Не нужен он. Раз русский не пришел к нам, он не наш. Будда в нем заложен крепче. Никуда не годится русский, только на роль козла отпущения. Значит от вас, майор, зависит практически все! Этим делом сможете обеспечить себя в жизни всем, к чему стремится всякая тщеславная личность. Помните постоянно и надейтесь на меня. Но только ли сказанное помешало вам?